Инженер магии - Лиланд Экстон Модезитт

Провожаемый суровым взглядом магистры, юноша медленно и уныло бредет в указанном направлении.

За темной дубовой дверью, в зале, вдоль стен которого тянутся полки и стойки с оружием, его встречает другая женщина в черном — наставник по боевым искусствам.

— Прежде всего пройдись вдоль стеллажей и выбери тот вид оружия, какой больше придется тебе по вкусу, — говорит она.

— Да мне бы его век не видеть.

— Тот, кому предстоит отправится в Кандар, — наставительно произносит магистра, — должен уметь постоять за себя. Выбирай, — она указывает на полку, — а как с этим обращаться — мы тебе покажем. Попробуй сначала клинок.

Сделав шаг, Доррин берется за рукоять короткого меча. То ли в силу идущей от Оплота традиции, то ли из-за его удобства и эффективности, многие в Братстве, особенно женщины, предпочитают именно это оружие. Взяв меч за удобную рукоять, он всматривается в него — не только глазами, но и чувствами, как всматривается в больного целитель. Почему-то ему становится не по себе. Ощущение тошноты проходит лишь тогда, когда клинок возвращается на полку. Обоюдоострая секира, длинный двуручный меч и прочее рубящее оружие вызывают у него те же ощущения. Более-менее подходящим юноше кажется разве что гладкий, потертый деревянный посох. Он осторожно касается его пальцами, берет в руки и кивает.

— Ты целитель? — спрашивает наставница. — Так бы сразу и сказал. Клинковое оружие большинству целителей не подходит.

Желание возразить, сказать, что он вовсе не целитель, Доррин подавляет. В конце концов, целительство ему ближе, чем что бы то ни было, ведь на кузнеца он так и не выучился.

Магистра кивает с таким видом, будто видела таких, как он, раньше.

— Ты один из ЭТИХ...

Доррин краснеет.

Наставница немного смущенно улыбается:

— Прости, я не хотела тебя обидеть. К тому же для большинства путников посох — лучшее оружие.

— Почему? — спрашивает Доррин, вспоминая ощущение смертельной угрозы, исходящее от клинков.

— Перво-наперво потому, что большинство не считает палку настоящим оружием, а если противник тебя недооценивает, с ним легче справиться. К тому же, умело владея посохом, можно отбиться от двух клинков. Правда, не лучших. Умелый боец с мечом может тебя одолеть. На сегодня все. Начнешь завтра, со вторым утренним колоколом.

Прохладный ветерок ерошит волосы юноши, до его слуха доносится шум прибоя. В одной руке он держит еловую плашку, в другой нож.

Пасмурно. Над Академией нависли клубящиеся серые облака, но дождь пока не разразился.

— Привет.

Заслышав знакомый голос, он вскидывает глаза и видит Кадару, одетую в линялый синий костюм для тренировок.

— Опять вырезаешь?

— А что делать? Горна да наковальни у меня здесь нет, а от всех этих рассуждений насчет основ гармонии да внутреннего противоречия промеж тем да этим просто голова пухнет. Я все равно не поверю, будто машины есть орудия хаоса.

— Конечно, нет, — усмехается Кадара. — Орудие — оно и есть орудие, другое дело, куда его повернуть. Учат же нас обращаться с мечами! Да и все ремесленники используют инструменты.

Она заправляет за ухо выбившуюся рыжую прядку.

— Вот именно. Машины — это всего лишь инструменты, только они посложнее обычных и способны использовать для работы не только силу воды или мускулов, — говорит он, заглядывая в голубые глаза девушки, которую знает столько же времени, сколько помнит себя. — Видишь? — юноша раскрывает ладонь.

Кадара хмурится, разглядывая три соединенных вершинами вырезанных из дерева треугольника.

— Что это?

— Механический вентилятор. На эту мысль меня навел рисунок с изображением императорского дворца в Хаморе. Здесь только лопасти, но если смастерить привод, то, вращая ручку...

— Доррин!

— Прости. Я знаю, ты, хоть и не сознаешься, но наполовину веришь всему этому вздору насчет машин.

— Я собираюсь в тренировочный зал. Ты пойдешь? Гелизел говорит...

— Что мне нужно больше практиковаться. Ну что делать, если боец из меня никудышный?

— Тренироваться, Доррин, что же еще! — отвечает Кадара.

— Знаю, — вздыхает он, вкладывая нож в ножны и убирая деревяшку в котомку. — Знаю.

— Над чем ты работаешь?

— Так, чепуха.

— Я никому не скажу.

— Даже Бриду?

— Доррин! — Девушка вспыхивает.

— Прости... но Брид...

— Брид — очень хороший парень. И никогда никого не выдаст, хотя я все равно бы ему ничего не сказала. Он считает, что каждый волен поступать как ему угодно, лишь бы не во вред другим.

Чем круче вверх забирает тропа, тем шире становятся шаги девушки.

— Но ты не должен просить меня что-то от него скрывать.

— Прости, — со вздохом повторяет Доррин. — Это я из-за Лортрен. Она, знаешь ли, не в восторге от моих игрушек.

— Игрушек?

— Так она называет мои придумки.

— Об этом я и не подумала.

— О чем? — спрашивает Доррин, еле-еле поспевая за девушкой.

— Почему бы тебе и вправду не делать игрушки?

— Но я не хочу делать игрушки!

Кадара останавливается.

— Ты не только упрямец, Доррин, но и тугодум. Ты делаешь модели машин, так? А в чем, скажи на милость, разница между игрушками и моделями? Кроме названия, конечно.

— Но это нечестно.

— Твои модели... даже мне понятно, что в них нет никакого хаоса, никакого зла. Так что тебе мешает назвать их по-другому, ежели это сделает Лортрен счастливой?

— Возможно ты права, — нехотя соглашается Доррин.

— Ладно об этом. Я собиралась потренироваться в паре с Бридом. Присоединяйся.

— Хорошо. Хотя вам обоим я не соперник.

— А мы попробуем на посохах. Гелизел уже начала нас учить.

— А вам-то это зачем?

— Она говорит: нужно хоть немного, но освоить все виды оружия.

— Кадара! — слышится громкий зов Брида.

От горячего источника исходит слабый запах серы. Джеслек морщит нос. Сосны здесь искривлены горным ветром; иглы сохранились только на одной стороне кроны. Наконец Белый маг стряхивает снег с валуна и усаживается неподалеку от воды.

Направляя свои чувства вглубь, он ощущает жар хаоса, разогревающего источник. Мысли его устремляются еще глубже, к сокрытому глубоко в недрах подземному огню.

Два Белых стража всматриваются в послеполуденный туман. Они держатся поодаль.