Полночь над Санктафраксом - Крис Риддел

— Здесь опасно, — прокаркал Краан, обернувшись, чтобы злобно напасть на птицу, осмелившуюся подойти слишком близко.

— Падающая звезда… — заикаясь, выдавил профессор.

— Падающая звезда, — хрипло подтвердил Краан, развернувшись и прокладывая дорогу в толпе раздражённых воронов.

Профессор шёл за ним, всё ещё волнуясь. Если вся стая собралась бы вместе, вороны мигом могли одолеть своего вожака.

Подойдя к светящемуся предмету, профессор посмотрел вниз, пытаясь разглядеть его в густом тумане. Он вздрогнул, едва веря собственным глазам. Должно быть, у него разыгралось воображение. Или это был обман зрения из-за того, что свет и тень падали особым образом. Он подошёл ещё ближе, присел и дотронулся до странного предмета рукой. Но пальцы подтвердили ему, что и глаза не обманули. Это была не упавшая звезда. Не шаровая молния. Не светящаяся скала.

Это было тело воздушного пирата, лежавшего на животе, лицом вниз, — и оно светилось с головы до ног ярче, чем факел.

— Я знал, что воздушный корабль мне не привиделся, — пробормотал профессор. — Должно быть, он взорвался. А падающие звёзды, которые я видел, те восемь шаров света… — Он вновь посмотрел на воздушного пирата. — Неужели они были командой этого корабля?

Карканье белых воронов стало ещё громче. Теперь профессор понял, почему они охраняли свою находку столь ревностно и почему его появление вызвало такую ярость. Для них воздушный пират, упавший прямо в место их обитания, был бесплатной едой — едой, которой Краан и вновь пришедший мешали им насладиться.

Профессор протянул руку и схватил воздушного пирата за плечо. Когда он это сделал, его пальцы коснулись чего-то острого, как иголки. Он отдёрнул руку и пристальнее вгляделся в лежащего.

— Шкура ежеобраза, — задумчиво пробормотал он.

Профессор осмотрел тело пирата, отметил его молодость и густые спутанные волосы. Теперь он уже аккуратнее взял человека за плечо, перевернул на спину и уставился ему в лицо.

— Ты! — ахнул он. Тело пирата пульсировало зловещим ослепительным светом. — Ой, Прутик, что же с тобой случилось? Что ты наделал?

Вокруг них каркали и пронзительно кричали белые вороны, самые смелые из них подавались вперёд и пытались клюнуть своими страшными клювами ногу Прутика.

— Прутик! — в отчаянии позвал профессор. Отважный молодой капитан воздушных пиратов всё ещё был жив, но жизнь угасала в нём с каждой минутой. — Прутик, очнись. Я заберу тебя в Санктафракс. Прутик, ну же! Не послушался ты меня, нет. Ты говорил мне: «Я капитан воздушных пиратов, как мои отец и отец моего отца. Это у нас в крови». Вот как ты сказал. И вот что из этого вышло. Ох, если бы твой отец, Квинтус Верджиникс, видел тебя сейчас…

При упоминании имени отца Прутик зашевелился. Профессор улыбнулся. Белые вороны, крича от ярости, отступили назад.

Веки Прутика дрогнули. Профессор с радостным волнением следил за их движением.

— Или, может, мне следует назвать его другим именем. Именем самого уважаемого пирата, который когда-либо бороздил воздушные просторы, пирата, которого больше всех боялись. Облачный Волк…

Глаза Прутика распахнулись.

— Отец — проговорил он.

— Нет, Прутик, — мягко отозвался профессор, — не твой отец. Это я, Профессор Темноты.

Но в блуждающем взгляде Прутика, диком, невидящем, не было и тени мысли. Прутик больше не мог говорить. Профессор понимающе покивал.

Тело молодого капитана, кроме того что оно светилось странным светом, казалось, не пострадало, чего нельзя было сказать о его рассудке.

Вороны снова приблизились. Краан отогнал особо настойчивых и повернулся к профессору.

— Давай, — разрешил он. — Бери падающую звезду, быстро!

По напряжению в хриплом голосе птицы профессор понял, что Краан не сможет дольше удерживать остальных воронов на расстоянии.

Пытаясь не обращать внимания на мутные глаза Прутика, бессмысленно уставившиеся в пространство, профессор подхватил его под руки и поставив на ноги.

— Теперь иди, — проговорил он. — Давай же. Сделай это, ты можешь…

Небо на востоке посветлело, когда профессор ковылял обратно через Каменные Сады, одной рукой поддерживая Прутика за плечо, а другой опирала на свою палку.

— Вот так, Прутик, — ободряюще говорил он. — Ещё немного, всего пару шагов.

— Падающая звезда! — Младший служка, подросток с жёсткими топорщащимися волосами, в одежде с чужого плеча, одиноко стоял, уставившись в ночное небо. — Как любопытно, — шептал он.

Буря кончилась, и учёные выбирались из своих многочисленных убежищ.

— А что это у нас тут? — раздался за спиной у юноши насмешливый голос. — Маленький зверёныш, сынок члена Лиги. А чего это ты не в библиотеке, не засунул нос в свои свитки, Каулквейп?

Голос принадлежал подмастерью в отороченной мехом мантии, какие носят все в Колледже Облакологии. За ним стояли ещё несколько человек, все они стряхивали пыль с одежды и посмеивались.

— Я думал… — пролепетал подросток, — мне показалось, я что-то видел, Вокс.

— Пусть за небом специалисты наблюдают, — с гаденькой улыбочкой заметил Вокс. — Тебе что, сортира какого-нибудь не хватило почистить?

— Я… да я так, тут просто проходил, — вымолвил Каулквейп, неуклюже собирая в охапку свои манускрипты, и поспешил по выложенной булыжником дорожке прочь от всей этой компании.

— Урод из Нижнего Города, — донёсся до него голос Вокса.

Каулквейпу едва исполнилось пятнадцать, и он был очень маленьким для своего возраста. Он занимал самую низшую ступень социальной лестницы Санктафракса — и одной из его обязанностей было как раз чистить туалеты. Он был мальчиком на побегушках для любого, у кого были какие-то задания для слуги. Ему приходилось бегать с поручениями для всяких помощников профессоров, просеивать туман, измерять силу ветра и поддерживать воздушный город в безупречной, сияющей чистоте.

Однако Каулквейп мечтал о большем. Каждый раз, когда у него появлялась малейшая возможность, он убегал в Главную Библиотеку Санктафракса — место, которым остальные прискорбно пренебрегали, — и погружался в бесчисленные пыльные свитки, которые там хранились.

Библиотеку не любили. У неё не было ни очарования Колледжа Облакологии или Академии Ветра, ни власти и влияния Школы Темноты и Света, но ведь и самого Каулквейпа тоже не любили. Его отец, дородный, властный, быкообразный член Лиги, которого звали Улбус Пентефраксис, купил ему место в Санктафраксе.