Купание голышом - Карл Хайасен

– Боже, Карл, они же, блядь, рептилии. Да избавься ты от этих клятых тварей.

– Они мне нравятся.

– Важнее, нравишься ли им ты.

– Мы отлично уживаемся. За кров и пишу они мне платят безоговорочным равнодушием.

Галло сказал, что знает одну топлес-танцовщицу в Окленд-Парк, которая счастлива будет заполучить змей для выступлений.

– У них будет не жизнь, а малина. Просто мечта.

– Ну, все равно спасибо. – Ролвааг встал. – Я лучше пойду, пока эти грызуны мою машину не угнали.

– Ты с левой резьбой, это точно, – добродушно сказал Галло. – Давай покончим с миссис Перроне к пятнице, хорошо?

– К пятнице?

– Нельзя же всякий раз выигрывать, Карл. Иногда можно сделать ровно столько, сколько можно сделать.

«Особенно за шесть дней», – раздраженно подумал Ролвааг.

– Ее муж сказал, что в колледже она была звездой сборной по плаванию, – ответил он.

– Очень сомневаюсь, что она тренировалась нырять с океанских лайнеров или плавать с акулами. К пятнице, Карл. Дело можешь не закрывать, но засунь его на самое дно.

– Точняк.

Позже, спеша домой с коробкой крыс, Ролвааг вспомнил о письме в портфеле. Он разозлился на себя: надо было сказать Галло, чтобы капитан уже начал оформлять бумаги.

«В понедельник – первым делом», – пообещал себе детектив. Он с нетерпением предвкушал, как выберется из этого парного болота и вернется в Миннесоту. Правда-правда.

Чарльз Регис Перроне был биологом по умолчанию.

Сперва он нацелился на медицинский вуз – точнее, на досужую карьеру в радиологии. Перспектива обогащения заставила его обратить взор к здравоохранению, но его, как истого ипохондрика, отпугивала сама идея общения с по-настоящему больными людьми. Изучение рентгеновского излучения в относительно чистеньком уединении лаборатории казалось привлекательным вариантом, который оставлял бы массу времени для отдыха.

Магистерский план Чаза потерпел крушение по вине его непомерного сластолюбия. В колледже он больше времени проводил в презервативах, чем в книгохранилищах, и в результате окончил Флоридский университет с далеко не блестящим средним баллом 2,1. Немногие медицинские вузы жадно хватаются за двоечников, но Чаз не сломался. Он уже решил, что врачебная практика будет слишком обременительна для его светской жизни и надо придумать другой способ разбогатеть.

Тем временем он отправился в жизнь, вооруженный кукольной красотой, приапическими дарованиями и степенью бакалавра ненавистной ему биологии. Через три месяца после выпуска он неохотно вернулся домой к матери, чей новый муж, сумасбродный экс-пилот британских ВВС по имени Роджер, с наслаждением изводил Чаза эксцентричными выходками. Всякий раз, когда Чаз скрывался в ванной, дабы подрочить, что случалось по несколько раз на дню, Роджер врубал на полную мощность «Айриш Роверс»[14], стучал по дверному косяку и кошмарным фальцетом завывал: «Плохая обезьянка! Плохая обезьянка!»

Чаз страдал под материнским кровом, но без работы иного выхода не было. Только один потенциальный работодатель выказал проблеск интереса к его аттестату – Общественная организация округа Бэй, которая как раз искала подходящего человека, чтобы дважды в день поливать из шланга сточные канавы.

До Чаза дошло, что он обречен на ад минимальной зарплаты, если не получит степени магистра, и он ее купил на популярной фабрике дипломов в Колорадо. Восьминедельный заочный курс гарантировал получение диплома (с отличием) за 999 долларов, которые Чаз без малейших угрызений совести стибрил у матери. Любая тема, смутно связанная с биологией, годилась для диссертации; единственное научное требование – двойной интервал между строками. Опус Чаза, изысканный однажды днем в продуктовой секции местного супермаркета, был озаглавлен: «Сравнительный анализ поздних апельсинов, розовых грейпфрутов и танжело[15]».

Через десять дней после отправки готового манускрипта – с банковским чеком, прикрепленным, как полагалось, к обложке, – он получил заказное письмо, гласящее, что школа закрыта, лишена аккредитации и изгнана из торгового центра, где размещался ее «кампус».

Чаз нехотя смирился с тем, что ради продвинутой степени придется физически посещать занятия. Его мать, наткнувшись на самые отвратительные образчики его порноколлекции, способствовала его отъезду, надавив на своего двоюродного брата, который преподавал в Розенштиле, высшей школе океанографии и метеорологии университета Майами. Хотя оценки Чаза на вступительных экзаменах в магистратуру были почти столь же незначительны, сколь оценки в аттестате, непотизм возобладал, и Чаза допустили к магистерской программе.

В кампус Розенштиль на Вирджиния-Ки прибыл энергичный и жизнерадостный магистрант, полный грандиозных фантазий о том, как он плывет в ленивых тропиках на шхуне за стайкой бутылконосых дельфинов. В мечтах Чаз держал бинокль в одной руке и ледяную «Маргариту» в другой.

Он не был бы так убит тоскливой действительностью полевой биологии, если бы удосужился заранее изучить учебный план. Для начала его назначили помогать аспиранту изучать прибрежных морских клопов, и этот опыт вновь воспламенил ненависть Чаза клону природы и всем его обитателям, большим и малым.

В его рутинные обязанности входило собирать комки водорослей, служившие убежищем крошечным гранулярным организмам, которые на самом деле были не клопами, а личинками медузы Linuche unguiculata. Изначальное отвращение Чаза к этой теме подтвердилось уже на второй день, когда паразиты каким-то образом забрались под мокрый костюм и колонизировали Чазов торс, покрыв его зудящей гнойничковой сыпью – весьма болезненное состояние, обостренное к тому же неразумным выбором одеколона. Не прошло и полсеместра, как Чаз стал выглядеть, будто его только что спасли с горящей нефтяной вышки. Он сухо сообщил факультетскому методисту, что единственная разумная причина изучать морских клопов состоит в том, чтобы выделить токсин, который сотрет их с лица земли.

Очевидно, у Чаза не было ни толстой шкуры, ни перспективного мышления, необходимых для научных исследований. Что хуже, его абсолютно не интересовали братья меньшие. Студентом он кое-как продирался через уроки биологии, запоминая ровно столько, сколько нужно, чтобы сдать экзамены. Но в поле так легко не сжульничаешь. Работа была душная, монотонная, да просто-напросто тяжелая. Всякий раз, когда Чаз спрашивал, нельзя ли ему пойти поиграть с дельфинами, ему велели принести очередную бадью бурых водорослей.

Семейные связи спасли Чаза от позорного вылета за неуспеваемость. Вместо этого Чаза провели по дороге знаний, минимизировав его воздействие на природу – он занялся циклом размножения аквариумных гуппи. После двух лет мрачного изучения аквариумов его выпустили с пустячной степенью магистра гуманитарных наук по морской биологии. На церемонии вручения дипломов все преподаватели Розенштиля встали в едином порыве, аплодируя Чазу, который шел через сцену, – так счастливы они были, что видят его в последний раз.