Роман строгого режима - Кирилл Казанцев

— Браво, Танька! — засмеялся Шура. — Так его, бери огонь на себя!

Озадаченный Вовка снова разлил. И опять она увела бокал, выпила, стукнула донышком – будете знать! Вовка тупо таращился на пустую емкость, что-то обиженно лопотал. «А мне почему не налили?» – хотел спросить Алексей, потянулся к бутылке – и угодил в искрящийся водоворот! Его засасывало в пучину, все вертелось, он пытался опереться о стол, но куда-то проваливался. Последнее, что он видел – перепуганные глаза Татьяны, да еще Шура нес какую-то ахинею – после чего он просто стек со стула и рухнул без задних ног…

Пробуждение было страшнее гориллы с огнеметом. Под ним скрипела кровать, переваливался с бока на бок рыхлый матрас. Голова трещала так, что хотелось без промедления повеситься. Во рту горела жгучим пламенем огненная Сахара. Он застонал, сел на кровати, сжал виски со всей силы. Почему он так выехал? С чего?! Паленое пойло? Но весь ресторан это пойло пил, никто не жаловался. Паленое — «исключительно для вашего столика»? Приказали подсыпать яд в алкоголь, а обслуживающий персонал не нашел причины отказаться? Никогда еще Алексею Корчагину не было так плохо. Он буквально умирал от терзающего его похмелья. Оторвал ладони от висков, обозрел из-под прищуренных век все, что оказалось в зоне видимости. Комната. Обои, мебель — явно не домашняя. Его одежда, разбросанная по полу, а сам он на кровати — в одних трусах и в носке на правой ноге. На часах одиннадцать утра. Вот так поспал… Он насилу поднялся, схватившись за спинку стула, доковылял до окна, раздвинул штору. Тупо уставился на собственный джип со спущенными колесами. Он стоял посреди пустой парковки. С него еще и номер открутили… Чахлые кусты, зеленеющие тополя, выезд на улицу Озерная… Он находился в одном из номеров ободранной гостиницы, разместившейся над рестораном «Созвездие». Откуда он здесь? Он не помнил, чем закончился вечер. Пустое место в памяти, жирный пробел. Ладно, бывает, назовем это приступом маразма…

Он оторвался от окна и поплелся обратно к кровати. Ноги не держали, подламывались, как сухие хворостины. На кровати он был не один — кто-то лежал, укрывшись с головой одеялом! Леха поморгал, помотал головой — отчего она чуть не взорвалась! Он попытался сосредоточиться, родить одну-единственную мысль. Бесполезно, не выходило. Голос разума нес какую-то белиберду. Проблемы со связью. Откуда здесь Лида? В пьяной компании ее вчера не было. Пришла под занавес — морально поддержать перебравшего любимого? Ну и дела. Да уж, вчера он был сам на себя не похож… Он забрался на кровать, потряс скорчившееся под одеялом тело. Оно завозилось, застонало, потом вдруг резко вздрогнуло. Откинулось одеяло, женщина, лежащая на кровати, судорожно повернулась, и на Леху уставились объятые ужасом глаза Татьяны Струве…

Он так и сел. Татьяна была в чем мать родила. Лицо измятое, опухшее, волосы всклокочены, торчали в разные стороны. Она с неописуемым, каким-то первородным страхом смотрела на остолбеневшего Корчагина. Потом взглянула на себя, сдавленно ойкнула, схватилась за одеяло и натянула на подбородок. Ее зубы выбивали барабанную дробь. Судя по всему, Татьяна переживала аналогичное похмелье.

— Ты что здесь делаешь? — прохрипели оба одновременно. И после пронзительной, насыщенной драматизмом паузы, добавили: — Как мы здесь оказались?

Леха лихорадочно тер виски. Он надеялся, что все образуется, вернется на круги своя. Женщина пропадет, а вместе с ней и чувство ошеломительной паники. Она следила за ним распахнутыми глазами, придерживая одеяло.

— Н-не может быть… — спотыкаясь, просипел он. — Т-танюха, ты что, охренела? Я не мог тебя сюда притащить… мы не могли… у меня же Лида…

— Лешенька, родной, я не помню… — глаза девушки стали наполняться слезами. — Честное-пречестное, не помню… Но я тоже не могла, я же не такая сволочь… Я волновалась за вас — за тебя, за Вовку… Он сказал перед уходом, что вы встречаетесь в «Созвездии»… А потом позвонила Маринка — она вчера была в «Созвездии» со своим хахалем, сказала, что у вас тут разборки, драка, приезжала милиция… Я очень волновалась, прибежала в ресторан, пыталась вас вразумить, выпила несколько бокалов, чтобы Вовке меньше досталось — я никогда еще такими пьяными вас не видела… Потом я просто отключилась… я вообще ничего не помню, Лешенька…

— Мы точно с тобой не спали?

— Господи, да за кого ты меня принимаешь?.. Я люблю тебя, Лешенька, ты прекрасно об этом знаешь, но чтобы пойти на такое… Вот если бы ты сам настоял, я бы не удержалась…

— Да что ты несешь, идиотка? — Леха в гневе сжал кулаки, но не бить же ее…

— Подожди… — Она заглянула под одеяло, ощупала себя какими-то рывками, оглядела простыню, на которой сидела. — Ф-фу, расслабься, Лешенька, у нас с тобой ничего не было… — сквозь мертвенную бледность стали проступать стыдливые розовые пятна. — У меня месячные в разгаре, я в тампоне… вернее, тампон во мне…

Вот это уже значительно лучше… Леха облегченно перевел дыхание. Мысли прорывались через слипшиеся извилины. Реальная подстава! Опоили, демоны! Кто-то конкретно копает под Леху и его друзей. Наняли войско в соседнем поселке, чтобы сделать из них отбивную, но войско бежало, получив по шапке. Тогда вступил в действие план «Б». Дискредитировать перед Лидой! Офоршмачить перед всем честным народом! Пригрозили персоналу, заволокли бесчувственные тела на второй этаж в первый подвернувшийся номер, раздели, положили в одну койку. Да чушь, подотрутся! Нет реальных свидетелей, что Леха с Татьяной в обнимку входили в номер. Этого не было и быть не могло! Могут быть фальшивые свидетели, но с фальшивыми он разберется. Доказать наличие злого умысла — раз плюнуть! Месячные у Таньки — это так кстати…

— Слушай, Татьяна, обо всем, что было и чего не было — молчок, — зашептал он. — Сейчас я сваливаю, а ты побудь тут еще минут десять, а потом тоже сбегай. Лучше через заднюю дверь, чтобы на глаза никому не попадаться… И, я тебя заклинаю, никому ни звука, уяснила? А я пока разберусь, какая падла это паскудство затеяла…

— Да-да, Лешенька, конечно, я же не дура… — яростно кивала Татьяна.

Он соскочил с кровати и, отчаянно воюя с «куриной слепотой», начал шарить по полу. Где его модные винтажные джинсы? И чуть удар не хватил, когда негромко постучали в дверь! Леха икнул, тупо воззрился на Татьяну. Та сделала лицо коммунарки перед расстрелом и пожала плечами. Он приложил палец к губам – сердце от волнения неслось вскачь, как табун по прерии. Постучали громче. Татьяну передернуло, она с натугой сглотнула и зачем-то спряталась с головой под одеялом. Посетитель определенно знал, что в номере кто-то есть. Но Леха не мог открыть – приступ паники, предательской трусости скрутил и вязал узлом, он застыл на полу в раскоряченной позе. И тут дверь стала медленно открываться! Разрази ее гром, она не была закрыта на замок! Кожа покрывалась гусиными мурашками. Он не мог пошевелиться. В номер медленно вошла смертельно бледная Лида Холодова – в своей любимой розовой курточке, с наспех собранными на затылке волосами – и потрясенно уставилась на то, что предстало ее взору…

Минута трагического молчания вылилась в целых две! Леха что-то беспомощно проблеял и закашлялся. Лида молчала, только нижняя губа немного подрагивала. Она не верила своим глазам. Посмотрела на него, на мятые, пропотевшие простыни, на то, что скорчилось под одеялом.