Малышка Мелани - Натали де Рамон

— Ты бы лег, поспал. — Я протянула ему пузырек. — Так же нельзя, перед экраном вторые сутки.

Он с кряхтением закапал в глаза, полез в стол, достал какую-то бумажку.

— Надин, раз ты все равно еще не ушла, смотайся в химчистку. Мне завтра смокинг нужен. Я его залил тогда. На банкете после интервью. — Нестор поморщился и повторил процедуру с каплями. — И купи на углу пиццу. Жрать охота, невозможно. И все, свободна! На сегодня все.

Его пальцы забегали по клавиатуре, я же была не в состоянии двинуться с места.

— Ну чего ты застряла? Иди! Я есть хочу! — Он снова застучал по клавишам.

— Нестор, я… Я просто хотела поблагодарить за пеньюар!

— Пеньюар? — Он вскинул голову, но смотрел мимо меня. — Пеньюар… Пеньюар… — Пробормотал еще что-то, и создание текста продолжилось.

— Пиццу закажешь себе по телефону, — жестко отрезала я. — И в химчистку позвони, принесут. Или завтра сходит твоя домработница. А мне некогда. Мне тоже нужно писать!

— Писать? Тебе? — Он не смотрел на меня, перечитывая строки на экране. — Вот зараза! Вместо «пулемета» написал «пеньюар»! Все из-за тебя! Стоишь тут над душой! Надо писать? Иди пиши! Кто тебе мешает? Пулемет, пеньюар…

— Да подавись ты своим пеньюаром!

Я с силой хлопнула дверью.

Это будет совершенно необычный, принципиально новый по композиции роман, плохой или хороший, но мой! Никто другой так не напишет, стиснув зубы, мысленно декларировала я, поднимаясь по лестнице, а сверху неслись телефонные вопли.

Господи, это же у меня! Неужели Нестор опомнился? Нет, конечно, извиняться не в его стиле, он просто начнет болтать, как ни в чем не бывало, спрашивать мое мнение про какие-нибудь формулировки, просить придумать слова. Я понеслась через две ступеньки.

Телефон вопил! Я распахнула дверь, метнулась в комнату. Он умолк. Ладно, не в первый раз. Я закрыла замок, аккуратно поставила уличную обувь под вешалку, влезла в домашние туфли. Телефонный звонок. Вот хорошо, сейчас и поговорим.

— Слушаю, — специально сухо сказала я.

— Где тебя носит? — запальчиво выдал слабо знакомый женский голос.

— Простите?

— Это Элис! Элис Буже, старший инспектор Буже! Луи ранен! Я пытаюсь дозвониться тебе с утра! Аппарат на автодозвон поставила! Где ты шляешься? Он хочет видеть тебя! Из-за твоей рукописи стреляли! Ты должна поддержать Луи!

— В какой он больнице?

Я торопливо переобувалась, едва дотягиваясь с телефоном в прихожую. Какая разница, какие у Луи сексуальные пристрастия? Человек ранен, хочет видеть меня! И неважно, что Элис мне тыкает, не до церемоний сейчас!

— В Юниверситер! Ближе не было! Его сразу прооперировали! Примерно в половине двенадцатого утра! Я звонила тебе, думала, успеете повидаться до операции! Но откладывать было нельзя, по…

Связь внезапно оборвалась, потому что я вздрогнула и выдернула шнур из розетки. Я вдруг очень явственно увидела стрелки часов, но не тех, что у меня на руке, а утренние, на будильнике: большая — возле цифры «одиннадцать», маленькая — у четверки.

Я выскочила из квартиры и едва справилась с замком: так дрожали мои руки. Как же так? Из-за какой-то ерунды, из-за стопки отпечатанных листов ранили Луи! Но зачем он пошел к этому шантажисту? Я же сказала, что роман уже в издательстве, и ясно дала понять, что в принципе ничего не имею против шантажа. Он способствует популярности. Но Луи-то был против! Да-да, против! И как быстро он его нашел, этого подлеца! Господи, неужели для Луи было так важно, чтобы никто не трепал мое имя? Боже мой!

Я почти выскочила на проезжую часть, пытаясь поймать такси, но украшенные шашечками авто словно вымерли. Из-за угла появилась полицейская машина. На хорошей скорости. И вдруг тормознула прямо передо мной.

— Садись, — открывая дверь, пригласила раскрасневшаяся Элис. — Я тебя жду полдня! Все жулики без присмотра! И надо же, пропустила! Тысячу раз вела наблюдение, в жизни мимо меня не проскользнул никто! — тараторила она и катастрофически не была похожа на вчерашнюю строгую мадам старший инспектор, разве что гнала машину и лавировала, водрузив на крышу «мигалку», так, как если бы мы уходили от погони или преследовали суперагента мирового класса. — А тут на две минуты отъехала от твоего подъезда выпить кофе! И надо же! Или, может, у тебя с телефоном что? Луи тоже говорил, что вчера тебе насилу дозвонился. Занято и занято! А сегодня никто не брал трубку! Отключаешь, что ли? Не могла же ты за эти две минуты подойти! Курить будешь? Бери-бери, не стесняйся. Я же вижу, на тебе лица нет, хоть ты и накрашена как для панели. — Она протягивала мне мягкий «житан», а руль держала только одна ее рука. — Ты чего так размалевалась?

Ну почему я не успела поймать такси? Я бы выполнила человеческий долг, не рискуя собственной жизнью. Кто вместо меня напишет принципиально новый роман про Графиню?

— Это грим. — Я вытащила из пачки термоядерную сигарету, лишь бы только Элис скорее взяла руль как полагается. — Меня снимали для телевидения.

— Для телевидения? — Она восхищенно уставилась на меня, протягивая прикуриватель, а машина под вой «сирены» продолжала лететь вперед, снова ведомая одной рукой да плюс никакого внимания на дорогу со стороны шофера. — Иди ты!

— Канал «Культюр». Неважно. — Я торопливо прикурила. — Как это случилось с Луи? — Спросить, чем закончилась операция, я не рискнула, но, во всяком случае, Элис вряд ли бы так гнала к покойнику, если бы не собиралась заодно угробить и меня.

— Да я виновата! Понимаешь, он утром приходит такой счастливый, светится весь! Я спрашиваю, как, мол, блондинка, ну в смысле мадам Мориньяк? Он говорит: «Чудо, прелесть, ты даже не представляешь, какая она прелесть, дорогая!» Он всегда зовет меня «дорогая», он, Луи, вообще такой ласковый. Он из большой семьи, из провинции. Любит, чтоб большая семья.

Элис многозначительно подмигнула. Ну-ну, подумала я и, чтобы вернуть ее к наблюдению за дорогой и к теме ранения Луи, снова спросила, как это случилось и в чем ее вина.

— Я не стала надевать бронежилет. Куда на мои телеса да в такую жару? Это ж китель надо сверху. Я и не стала. Говорю, у этого Фотографа сроду пушки не было, и не будет он нам грозить. Зачем? Так отдаст. И Луи тоже из-за жары поленился.

— Что отдаст? Какой фотограф?

— Есть тут у нас один хмырь. Анри. Так, жиголо, шантажирует богатых баб потихонечку. Красивый, конечно, и фотографирует — хоть в журнал, хоть на выставку. Иной раз и частникам, в смысле частным детективам, помогает, когда надо незаметно поснимать какого-нибудь неверного богатенького муженька с профурсеткой. Мне Луи рассказал, что кто-то пытался шантажировать твоего Мориньяка. Я сразу поняла — Фотограф. Больше-то некому, если рукопись в тот же день всплыла. Я, конечно, не думаю, чтоб он у тебя ее нарочно пер, скорее всего обнаружил в сумке. Небось прочитал фамилию и думает: грех не пошантажировать такого человека! Фотограф, он, когда на мели, случается, сумки там, кошельки в кафе прет. Ну, что лежит без особого присмотра. Он вообще-то, можно сказать, по образованию карманник и по мелочам его в жизни не поймать! Такой жук! Наверняка видел, как тебя беседовал официант, а может, с ним и сговорился, чтоб тебя беседовал. Я и говорю Луи: пошли припрем официанта, а потом к Фотографу…