Любовь к таинственности, или Плохая память - Лариса Соболева

– Смотри, как пялится на него.

– Кто? – невинно захлопала ресницами Лидочка, якобы не поняв, о ком идет речь.

– Мачеха. Как бы не съела.

– Подавится, – усмехнулась она.

Но слова Ваньки явились подтверждением, что Лидочка не ошиблась: Ирина увлеклась скуластым плечистым летчиком. Впрочем, тот сильно выигрывал по сравнению с отцом, который заметно постарел после смерти жены. Лидочка, если честно, тоже увлеклась Сашей, думала только о нем, сама себе боясь признаться, что первая любовь обрушилась на нее.

Однажды вечером, когда все собрались идти спать, Ирина вдруг предложила гостю:

– Мы еще посидим…

– Тогда и я останусь, – мстительно процедила Лидочка. И так и просидели, пока Саша сам не предложил расходиться.

Целыми днями она не отходила от него ни на шаг, зля мачеху. Они ходили купаться, гуляли по лесу, и мачеха тащилась за ними, причем Лидочка выбирала самые непролазные дебри. Ирина рядилась в изысканные одежды (ясно, для чего), а на каблуках по горам не побегаешь. Потом Лидочка задумалась: а чего Ирина хочет? Она замужняя женщина, ее долг сидеть дома и ждать мужа, ну, еще за хозяйством следить, ведь и так обосновалась на шее отца. Но раз она бегает за Сашей, значит, чего-то добивается. И Лидочка прекратила ей мешать, однако… тайком следила за обоими.

Как-то под вечер она увидела, что Саша в сопровождении своего «хвоста» в беленьком платьице отправился купаться. Лидочка рванула к брату:

– Идем на море.

– Не хочу…

– Идем! – стянула она его с кровати. – Лежебока. А еще воевать собрался… Идем, море сегодня как зеркало.

Ванька подчинился. Лидочка не пошла по протоптанной тропинке, ее женское чутье выбрало другую дорогу – ту самую, трудную. У нее, помимо того что она короткая, было еще одно преимущество – к берегу можно подкрасться незаметно, а сверху открывался идеальный обзор. Именно на берегу Лидочка надеялась увидеть нечто необычное. Ванька ворчал и бурчал, но его сестра стремительно карабкалась по скалам, цепляясь за ветки, перепрыгивала бугорки. И наконец…

– Что это? – остановился Ванька.

Лидочка тоже различила женские вскрики, помчалась на них и вдруг резко присела. О, какая картина открылась! То же место, та же сцена, что и год назад. Но Ирина с Сашей были полностью голыми, стонала теперь Ирина, да еще как… Казалось, она рыдает и бьется под Сашей, словно вырываясь, но его крепкое, мускулистое тело придавливало ее к земле намертво.

– Грязная шлюха, тьфу! – выругался шепотом Ванька. – Идем…

– Отстань, – прошипела Лидочка.

Крадучись, Ванька ушел, Лидочка осталась, изучая зрелище. Не безучастной была Ирина, как тогда с отцом, а сама впивалась в губы Саши, будто действительно хотела их съесть. Иногда она широко распахивала глаза, и в них, совершенно бессмысленных, отражалось небо. Подобный невидящий, отчужденный от всего земного взгляд Лидочка видела у городской сумасшедшей. Но сейчас девушка и в себе почувствовала разницу. Тогда у нее словно вырвали сердце, теперь оно бешено колотилось, подталкивая к горлу тягуче-сладкую волну. Возбуждение Ирины докатилось до Лидочки, рассыпалось испариной по спине и лбу, отдалось дрожью в коленях, руках, шумом в голове. Юная наблюдательница как бы ощущала вкус губ Саши, его сильные руки на себе, соприкосновение своего тела с его… И вспыхнуло ожидание чего-то неизведанного, но близкого, чего-то неземного, но до изнеможения приятного. Лидочка испугалась новых ощущений и побежала вниз, туда, где ее ждал Ванька.

– Как тебе не стыдно? – напустился на нее брат. – Смотреть на эту гадость… Тьфу! Дрянь, шлюха… Никогда не женюсь, никогда. Я убью ее.

– Не болтай, – задыхаясь, произнесла Лидочка и всю дорогу молчала, потому что думала: «Что влечет людей проделывать подобное бесстыдство? Раз отец этого хотел, и мачеха хочет, и Саша, значит, в этом что-то есть». Конечно, есть. Ведь достаточно вспомнить свое состояние, когда тело застыло в ожидании… свинского счастья, которое так и не наступило, но осело тяжестью в животе, утяжелило грудь. А мачеха свинское счастье, звериное удовольствие получила, и дал его ей Саша…

За ужином Лидочка не сводила хищных глаз с Ирины. Взрослых глаз, понимающих многое и видящих насквозь, уличающих глаз. Мачеха недоуменно поглядывала на падчерицу. Наконец, убирая со стола посуду, спросила:

– Что ты на меня так смотришь, Лидочка?

– Учусь, – усмехнулась та. – Нельзя?

– Чему ты учишься?

– Лживости. Подлости. Предательству.

– О чем ты? – беспокойно заюлила глазами-аквамаринами Ирина. – Может, нам пора поговорить?

– Хм! – Лидочка поражалась умению мачехи делать вид невинного воробышка. – Человеку дано природой лишнее – умение говорить, а ведь слова ничего не значат. Смысл в том, куда человека влечет его животное начало, а оно учит приспосабливаться, изворачиваться, отнимать. Как у животных. Этому я учусь у тебя. Причем совсем необязательно слушать пустые слова.

– Лидочка, ты так непонятно изъясняешься, что у меня мозги кипят, – попыталась обернуть в шутку выпад падчерицы Ирина. – Ну почему ты злишься? Мы ведь были подругами…

– Были!

Лидочка сверкнула гневными глазами и встала из-за стола, покончив с разговорами.

Следующую ночь она встретила на дереве, вооружившись биноклем, который направляла по очереди на окна мачехи и Саши. Ирина готовилась не ко сну, нет! Она готовилась на бал: оделась в лучший ночной наряд, придирчиво укладывала волосы, мазалась кремами и прыскала на себя духами. От их изобилия наверняка задохнуться можно!

Лидочка перевела бинокль на окно Саши. Тот курил папиросу в постели. И вот она – Ирина – вплыла в его комнату, опустила подлые глаза, изображая, наверное, целомудрие. Он ткнул папиросу в пепельницу, закинул руки за голову и в упор смотрел на мачеху. Она поплыла к нему, поплыла несмело, не поднимая глаз, словно не ее воля руководила ею, села на край кровати. Ладони мачехи гладили его грудь, потом их губы соединились… Рука Саши протянулась к выключателю настольной лампы на тумбочке…

Пришлось слезть с дерева и подобраться к окну. Лидочка высунула голову так, чтобы только глаза очутились над подоконником, но, черт возьми, слишком темно, хотя два тела на белой постели различить было нетрудно. Приглушенные стоны и шепот мало интересовали Лидочку, ей нужны были подробности. Однако она выяснила главное – не Саша к Ирине бегает, а мачеха – блудливая кошка.

Лидочка вернулась к себе, улеглась в кровать и долго смотрела в темный потолок. Поворачиваясь на бок, уже сонная, она пробормотала вслух:

– Отниму. Я смогу.

Она ждала отца, чтобы осуществить свой план. Вечером, накануне его приезда, Ваня отозвал Лидочку в глухой угол сада, огляделся по сторонам и, смущаясь, спросил:

– Отцу будем говорить, что видели в лесу?