Путч будет завтра (Старинный романс) - Наг Стернин

гуляли по Закавказью справа налево, а персы – слева направо, жгли города, убивали мужчин и насиловали женщин, вот тогда русские были братья и спасители и единоверцы, потому что это русские парни умирали вместо грузин с армянами на кавказских перевалах. А вот теперь мы стали для них оккупанты”. Алексей Алексеевич, возражая Нахапарову, кричал, размахивая пальцем у самого носа режиссера: “Э-э нет, речь идет отнюдь не об амбициях. Речь идет о разных схемах перестройки, разных, так сказать, ее формулах”. Борис энергично возражал Надежде. “Вы, как и Горбачев, кстати сказать, попали в плен собственной партийной демагогии, – кричал он. – Что это за штука такая, что это за пресловутая общность – единый советский народ? Этот самый советский народ распадается на сотни национальностей. И у всех взаимные претензии, обиды, иногда даже ненависть, причем вековая. Я в пятидесятых годах в Абхазии анекдотец слышал о дружбе народов по-кавказски. Это когда собираются вместе все окрестные народы и народности и дружно идут бить грузин, вот так-то".

Алексей Алексеевич опомнился первый, стал хватать друзей за руки, пытаясь привлечь к себе внимание и ввести спор хотя бы в более или менее регулярное русло, но тщетно. Надежда кричала Борису, что в создании этой великой страны принимали участие отнюдь не только русские. Что среди ее героев есть и украинец Хмельницкий, и грузин Багратион, и армянин Баграмян, но Борис, уже перескочивший с национального вопроса на экономические рельсы, втолковывал Нахапарову, что Ельцин – прагматик, все его контакты находятся среди управленцев, среди чиновников, а это, извините, сила. Их в стране чуть ли не пятнадцать миллионов. И это самый активный, самый образованный, самый динамичный слой населения… класс, можно сказать.

– Интересная мысль, – задумчиво сказал будто бы на скаку остановившийся Нахапаров. – Пугающая. А кто Вы по профессии, Борис?

– Да как Вам сказать… в общем, банковский служащий.

– Понятно…

Общий гвалт постепенно стихал, собеседники начали поглядывать друг на друга с некоторым смущением.

– Господи-боже-ты-мой, – Надежда беспомощно пожала плечами, – никак не могу поверить, что все вокруг такие слепые. Неужто вы не видите, что является движущей силой этой самой перестройки? Подпольный капитал, накопленный вот этим жульем! – она ткнула пальцем за спину. – Он рвется наружу, к легальности, к власти. И если все будет дальше идти как сегодня, то завтра они, – она снова ткнула пальцем за спину, – окажутся владыками жизни. И всем завоеваниям социализма придет конец.

– Боюсь, что Вы все упрощаете, Надя, – вздохнул Алексей Алексеевич, – Я бы мог у Вас спросить, а кто создал в стране такие условия, в которых стало возможным появление и процветание жулья? Но бог с ним, с жульем. Властелинами будущей жизни, хотим мы того или нет, будут вот они, – он кивнул головой на Бориса.

– И прежде всего те, что сидят на валюте… ну и, естественно, чиновники при нефтяной трубе, – добавил Нахапаров.

– Вы нам льстите, – рассмеялся Борис.

– Отнюдь.

– А знаете, – вмешался Юра, – во многом я ни с Игорем, ни с Алексеем не согласен, но вот тут-то они правы. На все сто процентов. Недаром в народе говорят, на чем сидим, то и имеем. И вообще, в нынешней ситуации быть господином по положению – великое дело. Хотите стихи по этому поводу? Моего приятеля стихи.

Господин по положению

В интересном положении –

Ожидается рождение

Господина положения.

– Неплохо, – хмыкнул Алексей Алексеевич, – Очень даже неплохо. Ну а что касается социализма, то нет у нас никакого социализма, ни развитого, ни неразвитого, а есть у нас самое обыкновенное, прямо по Марксу, политарное государство с азиатским способом производства.

– Ругань – это не аргумент, – набычилась Надежда.

– А я и не ругаюсь, – пожал плечами Алексей Алексеевич. – По Марксу, это еще одна экономическая формация, к изучению и даже упоминанию воспрещенная личным ударом кулака Иосифа Виссарионовича.

– Никогда ни о чем таком и не слыхивала, – вызывающе сказала Надежда.

– Ну и как тут вновь не посетовать на это самое пресловутое университетское образование? Дело в том, милая Наденька, что Вы изучали общественные науки, так сказать, цитатным методом: том такой-то, страница такая-то, абзацы третий, четвертый и шестой, начиная с таких-то слов.

– Можно подумать, что физики это делают иначе.

– Я бы мог возразить, что общественные науки не являются нашей профессией. Но дело, конечно же, в другом. Просто люди науки, если уж они решают в чем-то разобраться, делают это системно: основополагающие работы, источники, критика справа и слева…

– Короче говоря, все, до чего сумеешь дотянуться? – Нахапаров почесал себя пальцем по темечку. – Признаться, я тоже ни о чем подобном не слышал. Что это за политарное государство, если в двух словах?

– Возникло оно в одно время с рабовладельческим и до сих пор существует. Очень устойчивая, и потому склонная к застою система, развалить которую иначе, чем изнутри, причем с самого верха, невозможно. Представьте себе некую производственную единицу с ее управленческим аппаратом в виде пирамиды – внизу рабочие, сверху управленцы. Тогда самая мелкая административная единица может быть тоже представлена в виде пирамиды, нижний слой которой будет состоять из исходных производственных пирамид, а верхний будет координировать и управлять. Более крупная административная единица будет пирамидой, построенной из мелких административных единиц, и так далее, до самого верха. Рабы представляют собой не частную, как при рабовладельческом строе, а общегосударственную собственность, и используются преимущественно для крупных общественных работ, вроде рытья каналов, прокладки дорог, строительства крепостей, и так далее. И вот что интересно: в случае нехватки рабочей силы, для тех же целей производственные пирамидки выделяют людей, орудия труда и транспортные средства по разнарядке сверху… хоть бы и для уборки улиц или сельскохозяйственных работ… Все управление вертикальное. Горизонтальные связи минимальны и полностью контролируются сверху. Сверху вниз идут приказы, снизу вверх – общественный продукт, распределяется который следующим образом. В самом низу остается ровно столько, чтобы хватило на возобновление производства и прокорм работников. Остальное гонится вверх, и чем выше уровень соответствующей пирамиды, тем большая часть на этом уровне застревает.

– Ну и чем же это отличается от обычного феодализма? – агрессивно спросила Надежда.

– При феодализме каждый феод платит конкретный налог, подать, дань, называйте это как хотите. А уж все, что свыше налога, принадлежит феодалу. Если феодал умен, энергичен, удачлив, он легко может разбогатеть и усилиться. История знает случаи, когда феодалы становились сильнее своего государя. А в политарном государстве такое принципиально невозможно, поскольку уровень оплаты зависит не от личности, а от, извините, задницы, точнее от стула, который занимает эта самая задница. И в силу этого обстоятельства, все нижние