Записки раздолбая, или Мир для его сиятельства - Сергей Кусков

— А он-на т-т-акая: «Н-николай, я больше не хочу…!» — рассказывал своё Колян…

В общем, вечер удался.

Утром было не просто плохо, а очень плохо. Болело всё тело — после такой-то недели. Во рту насрало стадо бизонов. А голову ломило просто адски. Скатившись с дивана на пол, на четвереньках добрался до ванной, открыл кран и пил прямо с горла, пока не почувствовал, что стало легче. Уже своим ходом дошёл до дивана, где опять вырубился.

Окончательно пришёл в себя после обеда. Добрёл до кухни — тело всё ещё ломило. Открыл холодильник…

…И грязно выругался.

Зашёл обратно в комнату, растолкал сопящего на кровати Коляна:

— Братан, у тебя деньги есть?

— А? Чо? — не понял он.

— Пожрать чё-то надо купить. Я пустой. У тебя как с лавандосами?

— В штанах посмотри. — И вырубился.

В его джинсах обнаружились две пятисотенные купюры. На безрыбье и рыбу раком. Я оделся, и, чувствуя себя героем-полярником, бредущим в снежную бурю, преодолевая вьюгу северного ветра, дующего в лицо, пошёл в расположенную в соседнем доме «Пятёрочку».

Как ходил — не помню. Помню, как вкусно пахла яичница с колбасой, шипящая на сковородке. От маман мне достались специи — она это дело любит. Хмели-сунели, паприка, зиро… Ещё какая-то хрень. Поставив сковородку на стол, обнаружил, что Колян, с опухшей мордой, но жадными глазами, уже сидит и ждёт, когда я дожарю.

— Давай что ли?!

Взяв купленный рядом с магазином у армян лаваш, мы начали трескать эту вкуснотищу. И я поймал себя на мысли, что, наконец, впервые за неделю, нормально поел. Но проблемы это не решает.

— Слышь, Лунтик, дальше что думаешь? — спросил этот паразит, когда я отнёс сковороду в раковину.

— Да ХЗ, — развёл я руками. — У вас там вакансии есть?

— Вакансии всегда есть, — поучительно поднял друган палец. — А всегда они, Рома, есть потому, что там ебашить надо, как папе Карло.

Помолчал.

— Был бы у тебя опыт на упаковочной машине — я б тебя Михалычу на розлив порекомендовал. Ему толковые парни нужны. Работа мужская — гайки крутить, настройки, формы, всякая такая хуйня. Пакетировщик, паяльщик — там много мудотени — и всё постоянно ломается. Но у тебя опыта нет, а ещё… — Он замялся.

— Что «ещё»? — надавил я, выставляя на стол доску с чайником.

— Ром, извини, но нельзя тебя на упаковку. Там надо внимание повышенное, следить за всем. Представь, сто двухлитровых пакетов по ленте ебашит. Чуть зазеваешься — всё, кабздец. Брак. Убыток — колоссальный. Две минуты брака — десятки и сотни тысяч убытков. Нельзя тебе туда.

— Не потяну? — констатировал я.

— Угу, — не стал ломаться Колян. Может не будь он с жуткого бодуна, подал мне эту мысль потолерантнее, оберегая мою психику…

Но пусть лучше уж так, правду, в лицо, чем «потолерантнее».

— Нельзя тебе, Ром, к нам, на соки, — выдал он окончательный вердикт. — На склад разве что — но я там связей не имею. Если на розливе что запорешь — меня Михалыч уважать перестанет, а может и вслед за тобой идти придётся. А я не хочу, я только-только в рост пошёл. А к нам на купаж и подавно нельзя. У них брак пока линию не остановишь, остальное потом доразлить можно. А если у нас напортачишь — целый танк, двадцать восемь тонн, в канализацию сливать. Нет, Ром, извини.

Колян, как приехал, работал на молоке. Потом на соки ушёл. Дорос до мастера смены. Молодой он мастер смены, авторитет только зарабатывает — так что я его понимаю. Но всё равно взяло зло. Из последних сил сдержался.

— Ты ж, Рома, раздолбай! — весело констатировал друган. — Извини, но как есть говорю. Сколько ты работ сменил? Много. А почему?

Помолчал.

— Общий язык найти не мог? Мог, нормально ты с людьми общаешься. Потому, что наплевать тебе, Наумов! Понимаешь? Неинтересно тебе, что дальше будет с твоей работой, с тем, что делаешь! Считаешь, что обязаны тебе? А ни хрена тебе обязаны!

— Уже не считаю, — повинился я. — Но было дело, грешен. — Склонил голову.

— Вот. А ты попробуй, соберись. Найди что-то по-настоящему твоё, интересное. Или не очень интересное — пофиг. Просто возьмись и доделай это до конца. Сам посмотришь, как мир изменится.

— На ящики больше не вернусь! — отрезал я, почувствовав, как сердце при мысли о красном и синем контактах учащённо забилось. — Хватит!

— Да бога ради! — развёл руками Колян. — Найди не ящики. Найди попроще, где платят меньше, и с низов ебаш. Я ведь тоже и в купаж не сразу попал, и тем более не сразу мастером стал. Знаешь, сколько побегать пришлось? И перед тварями поприсмыкаться? Не так, чтоб очень, но по работе. «Я начальник — ты дурак», знаешь эту фишку.

Я кивнул.

— Давай, Ром. Берись за ум. — Вздохнул. — И это, спасибо за яичницу. Хорошо готовишь, никто в Москве так не делает, как ты. Может мне у тебя столоваться? Один хрен холостой, дома готовить некому? Я тебе приплачивать буду — за хорошее дело не жалко?

— Спасибо, Колян, — кивнул я. — Тут это… Одолжишь бабосов на месячишко-другой? Ну реально пустой!

Колян снова вздохнул. «Что ж мне с тобой делать, салага».

— Нала нет. На карту переведу. Сколько тебе?

Вы когда-нибудь задавали себе вопрос: «Для чего я живу»?

Нет, оно понятно, конечно, завести дом, построить дерево и посадить сына… Ну, или в каком-то другом порядке. Семья, счастье, наследники, всё такое. А если глобально? С мистической, и даже религиозной точки зрения? Для чего нас отправили на эту планету, в этот мир? Что хотят от нас Высшие Силы? Может быть мы должны совершить некий Поступок, Тот Единственный, ради которого божественные сущности затратили на наше рождение энергию вселенной? Причем у каждого этот Поступок свой, ибо замыслы богов, к счастью, непознаваемы, а эти сущности вряд ли опустятся до типовой халтуры? Кто-то должен написать философский или научный трактат, который перевернёт мир, кто-то организовать мощное завоевание, а кто-то наоборот, освободить свой народ от подлого агрессора? А кто-то просто написать суперкартину, или сочинить пупер песню? Но и эта картина, и эта песня по своему перевернут вселенную? Для чего мы посланы?

Я не набожный, и даже не религиозный человек. В церкви несколько раз был, и всю эту религиозную ахинею не понимаю. Может быть лет в пятьдесят, или шестьдесят, когда опыта будет много, а жить останется мало, задумаюсь и вникну, но пока вникать и не пытался. Но много раз ловил себя на мысли, я ВЕРЮ, что высшие силы есть. Верю в Провидение.

Почему?

Потому, что выжил.

Мне оставалось плыть по Кубани совсем чуть-чуть, метров тридцать, а дальше шли коряги и поставленные на попа бетонные плиты с торчащими во все стороны арматуринами, развороченные весенним половодьем. Горные реки они такие. Мост — естественная преграда для дикой быстрой реки, и всё, что та несёт в своих водах, невольно в оной преграде задерживается. Чего там только не было, под этим мостом!