Балканы. Окраины империй - Андрей Шарый

Мне приходилось навещать построенную во славу Прохора обитель, теперь накрепко связанную в массовом сознании не только с подвигом православной святости, но и с традициями национально-освободительной борьбы. Это бедненький и очень живописный край: косо уходящая в леса и холмы тишайшая речушка Пчинья, щебет райских птичек, разноцветье полевых трав. Монастырский собор возведен в византийской традиции на руинах древнего храма; в его алтарной части покоятся мощи святого старца; в углу гробницы зияет отверстие, откуда, как уверяют, вот уже почти как тысячу лет истекает благодатное миро.

Поскольку македонскую государственность провозгласили на территории, после Второй мировой войны административно отошедшей к Сербии, посвященный Антифашистскому собранию мемориал, когда время пришло, оборудовали на бывших монастырских землях в ближайшем «своем» селе Пелинац. Коммунисты перекраивали карту Европы не смущаясь, но планы Иосипа Броза Тито расширить южнославянское государство за болгарский и греческий счет не сбылись. Так называемую пиринскую Македонию (название происходит от горного массива на юго-западе современной Болгарии) партизанский маршал планировал переподчинить себе. О «македонском» выходе к Эгейскому морю Тито еще до окончания войны договорился со Сталиным (советский вождь согласился счесть Салоники славянским городом). Однако из этого ничего не вышло, а еще полвека спустя новая Македония оказалась в окружении соседей, каждый из которых имеет к ней какие-нибудь претензии.

До монастырского съезда 1944 года македонские славяне использовали свой язык преимущественно для бытового общения. Родная речь иногда звучала в театральных постановках, применялась для выпуска прокламаций и малотиражных подпольных газет. Базой для «официальной» словесности послужили распространенные в долине Вардара центральные говоры западномакедонского диалекта — те, что посвободнее от влияния и сербского, и болгарского языков. Идеологической подкладкой лингвистической (да и национальной) конструкции стала работа македоно-болгарского филолога Крсте Мисиркова «О македонском вопросе». В Скопье эту книжку в полторы сотни страниц считают краеугольной для толкования понятия «македонизм», а в Софии в трактате Мисиркова находят многочисленные внутренние противоречия. Я тщательно проштудировал все пять глав, только чтобы понять: оценка этого труда и фигуры его автора зависят от национальных предпочтений. Да, в книге есть такие слова: «Я — македонец и в интересах моей родины заявляю, что не Австро-Венгрия и Россия являются врагами Македонии, а Болгария, Греция и Сербия». Но найдутся в творческом наследии Мисиркова и работы, написанные с позиций радикального болгарского национализма. В конце жизни он призывал македонцев-славян признать болгарскую идентичность, принял болгарское подданство и время от времени считал самого себя болгарином. Памятники Мисиркову стоят во многих македонских городах и селах, но похоронен он, скончавшийся в 1926 году в крайней бедности, в Софии.

Ключевой фигурой послевоенной македонской лингвистической стандартизации считается Блаже Конески, универсальный ученый, просветитель эпохи нового балканского Возрождения: он и автор свода орфографии, и писатель, и поэт, и редактор литературных журналов, и президент Академии наук и искусств. Именно Конески смахнул пыль с обложки книги «О македонском вопросе», именно ему пригодился Мисирков. Югославские коммунисты ковали быстро, пока железо было горячо: в 1945 году закрепили кодификацию языка, организовали и национальный театр, и университет с нужными кафедрами, и радиостанцию; по всей крестьянской республике открыли курсы ликвидации неграмотности. Вышел в свет толковый словарь на шесть тысяч слов; наконец, за парты сели первоклашки, для которых новомакедонское письмо стало единственно естественным. Возникла и македонская школа оперного искусства, пусть в ней и немного классов. Пионер жанра, композитор Кирил Македонски, известный и как теоретик музыкальной терапии, сочинил три опуса на историко-патриотические темы: «Гоце», «Царь Самуил», «Илинден». В устном употреблении, по крайней мере в Скопье, до сих пор городское койне и (все еще часто среди представителей старших поколений) сербский язык югославских образцов. Но важнее рассуждений злопыхателей об обилии языковых заимствований в македонском самоощущение нации, определившей себя через слово, которое она считает родным.

Треть граждан балканской республики составляют албанцы, турки, цыгане, про которых в гимне страны ни слова не поется и в конституции страны ни слова не говорится, и это придает ситуации некоторую кособокость. Разногласия между представителями двух самых многочисленных этнических общин часто составляют главное во внутриполитической повестке дня. От большой албанско-славянской войны и разлома государства на переломе XX и XXI веков страна убереглась. В 2001 году жертвами столкновений на северо-западе Македонии, где в основном сосредоточена албанская община, стали 100 или 200 человек, больше 1000 получили ранения. Вооруженный конфликт погасили, албанским партизанам не удалось добиться провозглашения республики Иллирида.

Мне довелось в ту тревожную пору побывать в мусульманских кварталах Тетова, самого крупного города Македонии с преимущественно албанским населением. Физической угрозы безопасности я не чувствовал, но мир вокруг казался чужим и без всяких причин воспринимался как настороженно-враждебный. Впрочем, чтобы услышать эту ноту безнадежности, тогда вовсе не обязательно было приезжать в Македонию — ощущение чреватой стрельбой и кровью беды прекрасно передавал, скажем, снятый в 1994 году фильм режиссера Милчо Манчевского «Перед дождем». Мораль его картины сводилась к следующему: что бы вы ни делали, как бы ни поступали, как бы ни берегли себя и своих близких, война все равно неизбежна, словно летняя гроза, просто потому что так веками устроена балканская жизнь.