Путешествие Руфи. Предыстория "Унесенных ветром" Маргарет Митчелл - Дональд Маккейг

Мистер Хавершем внимательно изучил аккредитив с внушительной печатью и подписью.

– Очень хорошо, мадам. Пожалуйста, передайте своему мужу, чтобы он подошёл в банк и открыл счёт.

Тогда Соланж приложила к письму согласие о залоге приданого.

Мистер Хавершем, не обратив на это никакого внимания, терпеливо, как ребенку, объяснил, что по законам штата Джорджия, Соланж является Fem Covert и, будучи замужней женщиной, не может владеть собственностью, записанной на своё имя. Он мило улыбнулся:

– Некоторые либеральные мужья передают все дела в руки жён. Собственно, моя дражайшая супруга полностью ведает хозяйственными счетами…

Соланж нетерпеливо развернула и резко положила на стол договор.

– Вы читаете по-французски?

– Мадам…

– Этот договор удостоверяет моё право на владение собственностью под своим именем в соответствии с In fiparatum de bient. Посему этот договор имеет большую силу, чем моё замужнее положение, и мой муж беспрекословно принял его, а я, по французским законам или законам любой цивилизованной страны, являюсь Fem Sole – то есть обладаю такими же правами, как если бы была незамужней наследницей или вдовой.

Банкир, слегка удивлённый, приподнялся, но в его лице не читалось неодобрения.

– Мадам, не каждый американец – провинциал. Я хорошо знаком с французскими законодательными актами.

Он подвинул очки повыше на нос и через очень сильное увеличительное стекло принялся тщательно проверять документ, все печати, подписи и заверения. Потом он откинулся назад, и стул под ним скрипнул.

– Ваши документы в порядке. Естественно, я должен получить подтверждение о вашем счёте во Франции, прежде чем дать вам ссуду.

Он вытащил «Джорджия газетт» из плетёной корзины внизу и открыл её на расписании отправления судов.

– «Л’Эрмини» отправляется сегодня после обеда в Амстердам, это быстроходное судно. Мы можем получить подтверждение… скажем… через девять недель. – Он встал и поклонился. – Ваш покорный слуга, мэм. Добро пожаловать в Саванну. Уверяю, что вы здесь преуспеете.

Хотя Соланж с радостью приняла бы совет относительно того, как претворить в жизнь желаемое, она не стала давить на банкира. Выйдя на широкую, песчаную улицу, обрамлённую деревьями, она не спеша пошла домой, греясь под лучами нежаркого ноябрьского солнца, утешаясь тем, что драгоценное письмо о кредите надёжно спрятано в железном сейфе мистера Хавершема, и в то же время с тревогой думая о нём, как мать, когда её малыш, только начавший ходить, оказывается вне поля зрения.

В Саванне существовало даже не одно, а два французских сообщества. Французские «emigres», приехавшие в Джорджию после Французской революции 1789 года, были богачами, но большинство беженцев из Сан-Доминго не имели за душой почти ничего.

Декабрь принёс новости, которые доставили изгнанникам и беженцам не меньше тревог, чем их ожидание. Новости долетели из шумных доков до шалаша одинокого поселенца в глубине здешних сосновых лесов едва ли не быстрее, чем на самой резвой лошади. Сан-Доминго больше не принадлежит французам! Отныне Жемчужина Антильских островов – Чёрная Жемчужина! Несмотря на решительное сопротивление французов и крупные потери, бунтовщики прорвали кольцо фортов, защищающих Кап-Франсе, и вынудили генерала Рошамбо сдаться. Французских офицеров и солдат, которые битком набились на полусгнившие суда, ожидала единственная участь стать британскими военнопленными; больных и раненых бросили на пристани. Они страдали много дней, пока их не утопили. Ликующие мятежники переименовали остров в Гаити.

Когда второй богатейший в Саванне француз, Пьер Робийяр, нанял одного из благородных офицеров побеждённой армии, капитана Форнье, к себе на работу в качестве клерка, эта благодать, дарованная семье беженцев, раздула у французов гордость за свою нацию. И хотя жалованье было небольшим, жёсткая экономия на содержании дома и тех средствах, которые остались от ссуды мистера Минниса, помогли Форнье продержаться, пока аккредитив Соланж не обратится в наличные.

Пьер Робийяр наладил в Джорджии импорт французских вин и тех шелков, муслинов и духов, обладание которыми сильно отличали теперь жён нуворишей из Низин от их простоватых матерей с грубыми руками из первых поселенцев.

Двоюродный брат Пьера Филипп Робийяр, моложе и богаче него, владел индейскими языками эдисто и маскоджи и помогал в переговорах с индейцами о территориях в Джорджии – о чём он не забывал упомянуть в любом разговоре. Кузены Робийяры заправляли в светских кругах Саванны, и приглашение на ежегодный бал, который они устраивали, было самым желанным.

Уроженцы Джорджии преклонялись перед французской учтивостью, но считали новых горожан излишне утончёнными, чересчур французами. Фигура француженки, так ясно различимая под переливчатой тканью прозрачной накидки, безупречно смотрелась бы в Париже или в Кап-Франсе, но в Джорджии, где путешественники в отдалённых районах порой сталкивались с враждебно настроенными индейцами и Великое Пробуждение заставляло многих пересмотреть свои (и чужие) грешные натуры, такие одеяния казались безрассудными и безнравственными.

Если не считать этих мелких разногласий, жители Джорджии сочувствовали положению беженцев, а католическая церковь Иоанна Крестителя раздавала пособие, собранное из добровольных пожертвований.

У плантаторов Низин сложились определённые, несколько отличающиеся, но решительные мнения насчёт восстания в Сан-Доминго. Одни утверждали, что с рабами обращались слишком сурово, другие – что не хватало порядка и дисциплины. И хотя каждый белый житель Саванны приветствовал слова мистера Генри[8]«Дайте мне волю иль дайте мне смерть» и относительно Сан-Доминго, но были уверены, что страстное стремление якобинцев к свободе тут перехлестнуло все границы. К французским неграм саваннцы относились с подозрением. Не заразились ли те мятежными идеями? Их цветастое платье выглядело вызывающе, а кое-кто из них даже в подражание белым щеголял в жилетах с кармашками и цепочками для часов! А весной, когда из Сан-Доминго пришли новости о жестокой резне белых, оставшихся там, за упокой их душ было отслужено немало месс, и некоторое время французские негры появлялись лишь в скромной воскресной одежде.

Соланж Форнье скучала по морю, по прогулкам в Сен-Мало, где солёный морской воздух холодил щёки, а ноздри раздувались от пряного запаха водорослей. Булыжные мостовые Сен-Мало в разное время отзывались на шаги римлян, средневековых монахов и дерзких корсаров. А Саванна была молодым городом, не старше, чем революция, которой американцы так бесцеремонно гордились. Очень немногие отдавали дань уважения генералу Лафайетту, но о французском флоте, который отказался поддержать окружённых британцев в Йорктауне, и войсках, которые взяли приступом британскую цитадель, саваннцы толком ничего не знали.