Мода и гении - Ольга Хорошилова

«Мона Лиза» — формула мироздания, в центре которого совершенная и завершенная красота, беззвучная, недвижимая, божественно бесполая.

Леонардо да Винчи. Мона Лиза.

1503–1519 гг.

ДЖОКОНДА, ИЛИ БЕЗБРОВЫЙ АНДРОГИН

Признаться, в истории с легендарным портретом меня удивляла не «остраненная» Мона Лиза и ее тайны, одна другой изощреннее. Удивляли сами исследователи, вернее, их упрямство, с которым они так долго и так старательно игнорировали внешность, платье и аксессуары изображенной. А ведь они могут кое-что сообщить о смешливой молчальнице и написавшем ее гении.

Многие именитые искусствоведы, среди них советские историки Борис Виппер и Евсей Ротенберг, давно обратили внимание на то, что Мона Лиза изображена без бровей, потому что она, будто бы следуя моде, исправно от них избавлялась. Объяснение актуальное только для своего времени, ведь ни Виппер, ни Ротенберг не могли заглянуть за красочный слой. Они опирались лишь на то, что видели. Но этот путь в случае с Леонардо не всегда приводит к истине.

Не так давно появилась полушутливая версия в духе современности. Отсутствие бровей на лице Моны Лизы — это будто бы тайный знак, говорящий о бесполости модели. Следовательно, на картине может быть изображена вовсе не она, а он — прекрасный андрогинный юноша. Итальянский историк искусства Сильвано Винчети, к примеру, уверен, что это ассистент да Винчи — Салаи. Некоторые считают картину автопортретом Леонардо, его воспоминанием о бурной, щегольской флорентийской молодости.

То, что на картине юноша, доказать сложно. Вернее, невозможно, ведь до сих пор нет никаких существенных фактов. Флоренция, особенно в последнюю четверть XV столетия, действительно была местом паломничества просвещенных европейских гомосексуалов и славилась своими стройными, отзывчивыми и корыстными андрогинами, которых позже каратель Савонарола срамил, проклинал и угрожал им очищающим костром христианской нравственности. С некоторыми из них Леонардо водил близкое знакомство. Но это, конечно, не значит, что Мона Лиза — продажный юноша.

И все-таки, почему на картине она безбровая?

Флорентийки начала XVI века не брили бровей. Они лишь аккуратно их подбривали до пылевидных нитей с помощью обжигающего раствора из сока лайма. Лиза дель Джокондо, богатая модница, делала то же самое и, следовательно, не могла позировать Леонардо безбровой. Это подтверждает и ее современник Джорджо Вазари. Строчки из его биографии Леонардо да Винчи известны всем без исключения исследователям: «Брови, благодаря каждому вырастающему из кожи волоску, показанному, где гуще, а где реже, не могли быть переданы более натурально».

Это странное противоречие между изображением, флорентийской модой и свидетельством Вазари совсем недавно объяснил французский физик Паскаль Котт, создатель сложной технологии просвечивания картин с помощью отраженного света. В течение многих лет он изучал картину и в декабре 2015 года объявил о результатах: под верхним слоем скрыты как минимум две ранние версии портрета, и на обеих прекрасно видны брови. Значит, Вазари не ошибался.

Но зачем да Винчи изобразил Мону Лизу такой, какой она не была в действительности? Вряд ли художник шутил, размывая ее брови на портрете. Леонардо, скорее всего, намеренно исказил черты и костюм Джоконды. Ни одна уважающая себя замужняя флорентийка не носила таких распущенных волос, как у Моны Лизы. Мастер явно пошел против моды ради художественного эффекта. И ради него же накинул на правое плечо модели антикизирующую драпировку. Безбровость, мягкие волнистые волосы и эта драпировка помогли художнику сделать галантный комплимент красоте Моны Лизы — он элегантно сравнил ее с античной богиней и с аркадским пейзажем вокруг.

Впрочем, все остальное во внешности, аксессуарах и костюме модели соответствует флорентийской моде начала XVI века.

Волосы и верхнюю часть лба Джоконды покрывает тончайшая материя. Те, кто сумел ее разглядеть, сделали странный вывод: драпировка — символ вдовства. Это объясняет одну из нелепых версий, впервые озвученных Лионелло Вентури, о том, что на портрете — герцогиня Д’Авалос, веселая вдова Федериго дель Бальцо.

На самом деле эта драпировка (которую тоже поспешили объявить «загадочной») — модный аксессуар, который можно увидеть на многих изображениях богатых щеголих конца XV — начала XVI века, достаточно хотя бы посмотреть на Чечилию Галлерани. Прекрасно разбиравшаяся в тонкостях моды, она украсила чело дивной полупрозрачной ленцой, чей златотканый бордюр едва касается аккуратных бровей, над которыми девушка, вероятно, трудилась не один час.

Ленца была не просто украшением. Она маскировала подбритые места у бровей и надо лбом. Собственно, поэтому драпировка обычно спускалась до самых глаз. Часто к ней подшивали узкий золотой или шелковый бордюр, который лучше скрывал неприятные волоски. С помощью вуали итальянские щеголихи превращались в безбровых неземных существ, почти ангелов. Такой, вероятно, хотела казаться Мона Лиза, и Леонардо ей, безусловно, помог, сделал то, чего не смогла драпировка: кистью стушевал, размыл брови до почти полного их исчезновения.

Так Джоконда стала олицетворением формулы вселенской красоты. И автор этой формулы оставил на портрете свою подпись, зашифровав ее в костюме Джоконды.

ЛЕОНАРДО ДА ВИНЧИ И «ЛИОНАТО ВИНЧЕРЕ»

Дама позирует в платье, которое во Флоренции времен Леонардо называли гамуррой. Оно состояло из облегавшего фигуру лифа, распашной, со множеством мягких вертикальных складок юбки, пояса и рукавов. Последние крепились к лифу с помощью узких кожаных шнурков или лент — не самый удобный вариант, но шнурование почиталось красивым и достойным богатых итальянских синьор.

А Мона Лиза была дамой богатой. Это еще в 2006 году доказал итальянский историк Джузеппе Палланти, автор нашумевшей книги «Правда о Моне Лизе: кем была модель Леонардо». Он обнаружил в городском архиве Флоренции документы, связанные с ее безбедной жизнью и кончиной и великолепными похоронами, дорогими даже по флорентийским меркам. И синьора дель Джокондо, конечно же, ревностно следила за модой. Потому выбрала для своего платья самые щегольские цвета.

Искусствоведы, не всегда хорошо разбирающиеся в истории костюма, не затрудняют себя сложными определениями. Лиф Моны Лизы у них обычно «мутно»- или «тускло»-зеленый, рукава приглушенно-коричневые. И это в лучшем случае.

Итальянская мода эпохи Возрождения (подчеркну — эпохи, когда искусство влияло даже на оттенки и отделку платья) славилась богатейшей цветовой палитрой благодаря текстильным центрам, Флоренции и Венеции, а также их негоциантам, бойко торговавшим с османами, пока остальная Европа с ними воевала. Сотни оттенков и сотни самых невообразимых наименований. Нежно-розовый называли fior di pesco («персик в цвету»), светло-коричневый с золотой искрой — capel d’Apollo («волосы Аполлона»), темно-фиолетовый — pavonazzo («цвет павлина»), приглушенный красный — penna d’angelo («крыло ангела»).