Время, назад - Филип Киндред Дик

— Гмм…

— Решение — по крайней мере для тех, кто имеет с тобой дело, темпераментным и переменчивым, — в том, чтобы говорить тебе те же мифы…

— Ох, заткнись! Нитц говорил о каких–нибудь деталях насчет этих новых медиумов? Что они раскопали?

— Конечно. Один маленький мальчик, жирный как сказочный герой, играет на скрипке, сосет леденец на палочке. Очень неприятный. Одна пожилая старая дева из Небраски. Один…

— Мифы говорят так, что они кажутся реальностью, — прервал ее Ларс.

Ларс пошел обратно по коридору в кабинет Марен. Через минуту он уже открывал ее видеоустановку и набирал Фестанг–Вашингтон, все станции Правления.

Но как только показалась картинка, он услышал щелчок. Мгновенно, но вполне видимо с близком расстояния, картинка исчезла. В ту же минуту загорелся красный предупредительный сигнал.

Видеоустановка прослушивалась. Не просто в одном месте, а вдоль всем передающем кабеля. Он сразу же выключил связь, встал и вновь пошел к Марен, которая пропустила один лифт и теперь спокойно ждала другого.

— Твой видеофон прослушивается.

— Я знаю, — сказала Марен.

— Почему же ты не вызвала ПТиТ, чтобы они убрали микрофон?

Марен деликатно, как будто разговаривала с человеком с весьма ограниченными умственными способностями, ответила:

— Послушай, они ведь все равно узнают. — Это был достаточно неясный намек: они. Незаинтересованное агентство КАСН, нанятое Нар–Востоком, или отделение самого Нар–Востока КВБ. Что ни говори, это не имело значения.

Они все равно все знают.

И все же его раздражала попытка выйти на его сотрудника через подключенное таким образом устройство. И не было сделано ни малейшем усилия, даже формальною, чтобы скрыть внедрение этого вражеском, самостоятельно действующем, совершенно чужого здесь электронном аппарата.

Марен задумчиво сказала:

— Его поставили когда–то на прошлой неделе.

Ларс ответил:

— Я ничем не имею против монополии на информацию для одного маленькою класса. Я не расстраиваюсь из–за том, что мошенников и простофиль сколько угодно. Каждое общество действительно управляется элитой.

— Так в чем же дело, дорогуша?

Когда подошел лифт и они с Марен вошли в него, Ларс продолжил:

— Меня волнует, что элита в данном случае не беспокоится о защите той информации, что и делает ее элитой. — Может быть, подумал он, существует бесплатно распространяемая ООН–3 ГБ анкета с приблизительно таким вопросом: «ЧТО ВЫ ДУМАЕТЕ О НАШЕМ ПРАВЛЕНИИ, РЕБЯТА, И ЧТО ВЫ СОБИРАЕТЕСЬ ДЕЛАТЬ ПО ЭТОМУ ПОВОДУ?».

— Но ты занимаешь руководящее положение, — напомнила ему Марен.

Ларс бросил на нее быстрый взгляд:

— А ты включила телепатическую умственную приставку. Нарушаешь Закон Бехрена.

Марен ответила:

— Чтобы заполучить ее, я потратила пятьдесят миллионов кредитов. Так что ты думаешь, я ее когда–нибудь отключу? Она вполне окупает затраты. Она говорит мне, правду ты говоришь, или в какой–нибудь квартире с…

— Тогда прочитай мое подсознание.

— Я читала. В любом случае, зачем это тебе? Кому интересно знать, где там всякая дрянь, о которой ты даже не хочешь вспоминать…

— Все равно прочитай! Прочитай прогнозирующие аспекты. Что я собираюсь делать? Потенциальные акты в зародышевом состоянии.

Марен покачала головой:

— Такие большие слова и такие мелкие идеи. — Она захихикала над его просьбой.

Аппарат на авто–авто уже набрал высоту и держал курс за город. Ларс рефлективно приказал ему покинуть Париж. Бог знает, почему.

— Я проанализирую тебя, дорогой утеночек, — сказал Марен. — Это действительно очень трогательно, что ты пытаешься думать и думать, хотя твой субстандартный мозг находится на самой нижней ступени. Субстандартный — если не считать той выпуклости на фронтальной лобовой доле, что и делает тебя медиумом.

Он ждал, что она выскажет всю правду.

Марен продолжала:

— Снова и снова этот тоненький внутренний голосок скрипит: почему простофили должны верить, что они простофили? Почему им нельзя сказать правду? И почему они не поверят в нее, даже если узнают? — Ее тон был теперь сочувствующим. Для нее это было довольно необычно. — Вы просто не можете признаться во всем даже себе самим. А уж им — тем более.

После обеда они пришли в парижскую квартиру Марен. Ларс мерял шагами гостиную, ожидая, пока Марен переоденется «во что–нибудь поудобнее», как однажды заметила Джин Харлоу в старой, но все еще веселой шутке.

И тут он обнаружил прибор на низеньком столике, выполненном под тарслевое дерево. Он был как–то странно знаком ему. Ларс взял его и с удивлением повертел в руках. Знакомый — и в то же время странный.

Дверь в спальню была приоткрыта.

— Что это? — крикнул Ларс. Он видел неясную, в нижнем белье фигурку, которая двигалась туда–сюда между постелью и шкафом. — Эта штука, похожая на человеческую голову. Только без черт лица. Размером с бейсбольный мяч.

— Это из 202–го, — весело отозвалась Марен.

— Мой эскиз? — Он уставился на прибор. Внедрение. Эта штука была пущена в розничную торговлю по решению одного из сокомов. — А что он делает?

— Развлекает.

— Как?

Марен вышла из комнаты совершенно голая.

— Скажи ему что–нибудь.

Глядя на нее, Ларс ответил:

— Мне гораздо интереснее смотреть на тебя. Ты поправилась на два килограмма.

— Задай Орвиллу вопрос. Старый Орвилл — это страсть. Люди уединяются с ним на много дней и ничего не делают, а только задают вопросы и получают ответы. Это заменяет религию.

— В этом нет никакой религии, — сказал он серьезно.

Его общение с неизмеримым миром лишило его всякой догматической, безоглядной веры. Если кто–нибудь из живых и может быть определен как знаток «потустороннем мира», то им может быть только он. Но в этом Ларс не видел никаких выдающихся заслуг.

Марен сказала:

— Тогда расскажи ему анекдот.

— А может, просто положить его на место?

— Тебе действительно все равно, как внедряют твои разработки?

— Да, это их дело. — Тем не менее, Ларс пытался придумать какую–то шутку. — У кого есть шесть глаз, — начал он, — склонность к энтропии, км носит шапочку для верховой езды…

— Неужели ты не можешь придумать что–нибудь серьезное? — спросила Марен. Она вернулась в спальню и снова стала одеваться. — Ларс, ты полиморфный извращенец.

— Хм, — ответил он.