Лейк-Фроумский Кошмар - Артур Уильям Апфилд

этой проклятой колючей травки не меньше, чем у тебя.

Меж тем Бони и Каланча пришли к озеру. Верблюды жадно пили, потом улеглись на песке, и обходчики наполнили водой канистры. Бони захотел искупаться, и Каланча с готовностью пообещал присмотреть за верблюдами. Бони разделся и вошел в воду. Пройдя метров пятнадцать, он остановился и присел. Вода доставала ему только до груди. Он основательно намылился и долго плескался, а когда вылез наконец на берег, то почувствовал, будто снова на свет народился. Искупался и Каланча.

Потом — по предложению Каланчи — пошли к колодцу выстирать одежду. Они подвесили белье к концу длинного шеста и подставили его под бьющую из трубы струю.

— Не больше полминуты на нижнее белье, Эд. Иначе разлезется прямо на теле.

Если в воде много солей, то достаточно полминуты, и нижняя рубашка становится белой, почти как новая. Джинсовые штаны стираются таким же образом, разве что держать их под струей надо на несколько секунд подольше.

С переброшенными через плечо мокрыми вещами напарники вернулись в лагерь и развесили их сушить на ветках мульговых деревьев.

— Стирка не проблема, если рядом колодец, — сказал Бони.

— Это единственное, с чем нет проблем в здешних местах, — отозвался Каланча. — Как насчет того, чтобы к обеду сварганить тушенку? У меня есть луковица и сушеные овощи. А у тебя вроде бы была картошка? Готовить, правда, придется солонину, свежее-то мясцо только вечером привезут. У меня на обед всегда три блюда: бульон, потом соленая говядина с сушеными овощами. Все это со свежей лепешечкой, конечно. А на десерт мармелад.

— Роскошное меню! — одобрил Бони. — И к тому же очень питательно. Да, картошки у меня много, а еще есть несколько банок томата. Заправим — цвет будет красивее. Ну, что ж, коли так — за работу. Ты женат?

— Да нет, какое там. Так, иногда, когда в городе быть случается… Да и там больше промышляешь, как бы чем приличным брюхо набить. Я больше в трактир хожу, а иной раз в кафе, знаешь — внизу на Арджент-стрит? Это я про Брокен-Хилл говорю. Только очень уж сейчас там стало чинно да благородно.

— Охотно верю, — сказал Бони.

Мужчины побросали в котелок все, что требовалось для тушенки, налили воды, сдобрили перцем и солью и повесили котел над огнем. То, что мясо варится вдвое дольше, чем овощи, их нимало не волновало.

— Что мне в Аделаиде, да и в Брокен-Хилле тоже, отравляет жизнь, так это придуманное каким-то идиотом распоряжение закрывать все кабаки в десять вечера, — продолжал Каланча. Парню, похоже, и невдомек было, что с момента последнего его посещения городская жизнь круто изменилась.

— Так вот, я и говорю: раньше, когда питейные заведения закрывались уже в шесть, у меня по крайней мере было еще время отыскать местечко, где тайком все же подают виски. В Аделаиде, правда, того и гляди нарвешься на полицейского. А вот в Брокен-Хилле, скажу я тебе, все не так уж плохо. В Аделаиду-то я езжу редко, но спроси там кого насчет потайного кабака, так он враз начинает озираться, нет ли рядом полицейского. Что за недоверчивый народ пошел!

— Это еще что, Каланча, — отозвался Бони, — я вот слышал, что в Сиднее косятся даже на сидящих в парке. А ты много раз ездил в Аделаиду?

— Когда бывал в Брокен-Хилле, при случае ездил ненадолго. Большей частью в тот же день и назад возвращался. Там же не с кем добрым словом перемолвиться. В Брокен-Хилле все по-другому. Тут с каждым можно по душам поговорить.

— Да, в Брокен-Хилле люди куда доступнее, — Бони свернул сигарету. — А с сержантом, что приезжал сюда, ты тоже, наверное, был знаком еще раньше, когда навещал Брокен-Хилл?

— Еще бы! «Мир тесен», — сказал он, увидев мою рожу, и тут же поинтересовался, где я был в ночь с девятого на десятое июня. Ну, я сказал, что его это не касается. А и расскажи я ему даже, так все равно он оттого умнее не станет. Однако он настаивал, сказал, что я должен нарисовать на песке карту и показать, где я был — этого ему вполне хватит. Ну, я взял палочку и изобразил ему карту, но, как я и думал, ни черта он в ней не разобрался и ясности никакой у него как не было, так и не прибавилось. А на другой день он махнул на все рукой и вернулся в Брокен-Хилл.

— А где же ты все-таки был девятого июня? — поинтересовался Бони. — Со мной здесь творится совершенно то же, что с тем сержантом. Я прямо-таки путаюсь в ориентировке. Все время говорят: «вверх по Изгороди» и «вниз по Изгороди». На «север» или «на юг» было бы куда понятнее и проще!

— Проще? Ну, ты даешь! — серьезно сказал Каланча. — А вот послушай-ка, я хочу сказать тебе кое-что неожиданное. Утром девятого июня я разбил лагерь неподалеку отсюда, по ту сторону дороги в буш. Потом напоил верблюдов и пополнил запасы воды. А около десяти снова был здесь и, поскольку в тот день Джека Леввея не ждал, то собрал свои пожитки и отправился вверх по Изгороди. Или — на север, раз уж тебе так понятнее. А ночью разбил лагерь у десятимильной отметки — надо было отремонтировать кое-что. Этой ночью я слышал, как мимо гнали стадо угонщики скота. Это было где-то часа в два пополуночи.

— Угонщики скота? Что еще за угонщики?

Каланча сплюнул в огонь и пожал узкими плечами.

— Вообще-то мне не следовало бы говорить об этом, Эд. Я хотел было и дальше молчать. Знаешь, неохота впутываться в такие истории. Короче говоря, два дня спустя разыгрался порывистый ветер, и на меня у четырнадцатимильной отметки навалилась куча работы. А когда я вернулся на юг, особенных дел не оказалось, и я решил в четверг снова прийти сюда, чтобы встретить Джека. Но вместо этого нарвался на полицию.

— И ты рассказал сержанту об угонщиках скота?

— Ну уж, нет! Ничего я ему об этом не сказал. А вот Ньютону рассказал, но он-то умеет держать язык за зубами. И ты, надеюсь, тоже, Эд?

— Я-то — сама скромность, Каланча!

— Скромность! Клянусь, я, не сходя с места, поставил бы на нее несколько фунтов! В каких скачках бежит эта лошадка? Ты забавный малый, Эд. Иной раз такие словечки выдаешь, каких я ни от одного фэнсера не слышал. Да, это были угонщики скота. Они ехали вдоль Изгороди в направлении «Колодца 10». Гнали большое стадо. Судя по топоту, не менее