Массовое процветание. Как низовые инновации стали источником рабочих мест, новых возможностей и изменений - Эдмунд Фелпс

(Некоторые предприниматели и финансисты создают предприятия в основном для того, чтобы принести общественную пользу, не зависящую от ожидаемых финансовых выгод. Такие «социальные предприниматели» могут сосуществовать рядом с классическими предпринимателями, причем они могут финансироваться как государством, так и другими источниками. В той мере, в какой эта параллельная система обладает динамизмом, она помогает делать современные экономики современными.)

Очень жаль, что в большинстве дискуссий, в которых учитываются разве что тривиальные различия между кораблями и фабриками, не проводят границу между современным капитализмом и меркантилистским капитализмом (который также известен в качестве раннего или торгового капитализма). Разумеется, ранний капитализм заложил основу для современного капитализма. Ранний капитализм закрепил права собственности, добился признания процента, прибыли и обогащения, а также разъяснил социальную роль индивидуальной ответственности. Меркантилистский капитализм также породил (в Венеции и Аугсбурге) банки, которые ссужали средства или же становились дольщиками предприятий. Однако современный капитализм отличается от меркантилистского так же, как инноваторы — от купцов. Меркантилистская экономика занималась распределением товаров среди потребителей. (Слегка преувеличивая, можно сказать, что люди собирали дары природы, а излишки отправляли на рынок, чтобы обменять их на другие дары природы.) Современный капитализм внедрил в капитализм инновации. Предприниматели вскоре отодвинули торговцев на второй план. Когда стало появляться все больше новых практик, многие гильдии, основанные еще в эпоху Средневековья, не смогли обеспечить соблюдение стандартов. Государство не успевало выпускать хартии, которые позволяли бы удовлетворять растущий по экспоненте спрос.

Еще хуже то, что экономики самых разных стран, которые подавляют конкуренцию, ограничивая выход на рынок, поделенный среди бизнесменов с хорошими связями, и не делают ничего, что могло бы стимулировать или упростить инновации, рассматриваются в качестве примеров капитализма теми, кто в этих экономиках страдает от лишений, а также теми, кто управляет этими экономиками. (Американская экономика считается «исключительным» случаем капитализма.) В Северной Африке круг тесно связанных друг с другом политиков, представителей элиты и вооруженных сил держит весь бизнес: чужакам просто не позволяют проникать в отрасли, где они конкурировали бы с уже существующими предприятиями. Такие экономики называют «капиталистическими», потому что в них за все отвечает «капитал», то есть богатство олигархического круга правящих семейств. Однако отличительный признак капитализма состоит в том, что капиталисты являются независимыми, не скоординированными друг с другом, а также в том, что они конкурируют друг с другом: в этом случае ни монархия, ни олигархия не играют никакой роли. Другой отличительный признак современного капитализма в том, что он допускает и приглашает чужаков с новыми идеями искать капитал у капиталистов, которые готовы сделать ставку на предложенный проект. Подобные олигархические экономики правильнее было бы считать разновидностью корпоративизма, то есть системы, в которой деловой сектор находится под тем или иным политическим контролем.

Эта глава началась с вопроса о том, какая структура подпитывала динамизм современных экономик. Проведенное рассуждение в какой-то мере проливает свет на то, какие средства современной экономики позволяют ей отбирать новые идеи для разработки и внедрения. Но что движет созданием новых идей?

Само представление о новых экономических идеях было чуждым для постоянно растущего числа приверженцев сциентизма, которые в XX веке стали править в научных и университетских кругах, не говоря уже о последователях историцизма, вообще отвергших возможность новых идей! Как отмечалось во введении, немецкая историческая школа предполагала, что только у ученых бывают новые идеи, которые после проверки часто пополняют научное знание. Эта теория никогда особенно хорошо не работала: в период от Колумба до Исаака Ньютона инноваций было мало, а за время от парового двигателя до электричества не было сделано эпохальных научных открытий. Однако провала теории недостаточно, чтобы ее остановить. Шумпетер через 30 лет после своей первой книги снова подтвердил, что только у ученых могут быть идеи, допустив при этом, что эти идеи могут приходить к ним в крупных промышленных лабораториях, например принадлежащих компании DuPont[20]. Сегодня популярна неогерманская теория: считается, что одаренные изобретатели новых технологических «платформ», например Тим Бернерс-Ли, создатель World Wide Web, Джек Килби и Роберт Нойс, изобретатели микрочипа, или Чарльз Бэббидж, изобретатель компьютера, — это те, кто совершает первый шаг вперед, за которым может пойти волна успешных приложений. Этот сциентизм легко убедил публику. Никто не стал спрашивать, откуда ученые и инженеры «берут свои идеи», поскольку всем было ясно, что они берут идеи из своих наблюдений в лаборатории и из открытий, о которых сообщается в научных журналах. Исследователи и экспериментаторы поглощены научной и технической деятельностью в своих областях — хотя и не больше, чем предприниматели и финансисты поглощены своим делом.

Однако формирование современной экономики привело к метаморфозе: она превращает людей, близких к экономике, в которой они периодически сталкиваются с новыми коммерческими идеями, в исследователей и экспериментаторов, которые управляют инновационным процессом со стадии разработки и нередко внедрения. (Ученых и инженеров, чья роль радикально поменялась, приглашают теперь помочь в технических вопросах.) В действительности, она превращает самых разных людей в «людей идеи»: финансистов — в мыслителей, производителей — в маркетологов, а конечных потребителей — в первооткрывателей. Движущей силой современной экономики двух последних столетий является именно эта экономическая система, построенная на экономической культуре, а также на экономических институтах. Именно эта система, а не выдающиеся герои популярной теории, порождает динамизм современной экономики.

Следовательно, современная экономика — это просторный имаджинариум, то есть пространство для изобретения новых товаров и методов, способов их производства и использования. Ее инновационный процесс опирается на человеческие ресурсы, не использовавшиеся досовременной экономикой. С точки зрения Шумпетера, досовременное развитие зависело от способности досовременных предпринимателей осуществлять проекты, которые становились возможными благодаря внешним открытиям, — он говорил о таких человеческих способностях, как напористость и решимость «довести дело до конца». С точки зрения современных теоретиков, современные предприниматели — это собственники бизнеса или менеджеры, которые, обладая не такими уж большими реальными знаниями как на микро-, так и на макроуровне, демонстрируют «способность к успешным решениям, принимаемым, когда нет безусловно верной модели или правила для решений» и когда их, собственно, и не может быть, как отмечается в статье Марка Кэссона от 1990 года. Считается, что для этой способности, которая встречается как у финансистов, так и у предпринимателей, нужны такие качества, как способность суждения или проницательность, то есть способность к оценке неизвестной (unknown) вероятности того или иного события, которую можно назвать и мудростью: требуется понимание того, что есть силы, которые пока еще даже невозможно представить, то есть неизвестные неизвестные (the unknown unknowns). Такое суждение требует воображения, пытающегося продумать последствия альтернативных цепочек действий. Подобная предпринимательская способность как раз и определяет современное предпринимательство. Но сама по себе она не является источником радикального изменения или даже просто новшества. Это не то же самое, что инновационность.