Массовое процветание. Как низовые инновации стали источником рабочих мест, новых возможностей и изменений - Эдмунд Фелпс

Фридрих Хайек, австрийский экономист, один из ключевых представителей австрийской школы, первым из экономистов стал изучать различные экономики с этой точки зрения. В его работах 1933–1945 годов производители и покупатели рассматриваются в контексте окружающих их сложных экономик, причем предполагается, что они обладают ценными практическими знаниями о том, как и что лучше всего производить. В обычном случае такие знания, которые являются локальными, контекстуальными и калейдоскопичными, нельзя легко приобрести или сообщить кому-то другому — они остаются частными знаниями. (Даже если бы все они были доступны даром, то есть открыты для публики, их объем все равно был бы слишком велик, чтобы их можно было осмыслить или, тем более, усвоить.) Следовательно, такие знания остаются рассеянными среди участников экономики, и в каждой отрасли есть много знаний, специфичных только для нее, а у каждого индивида есть некоторые дополнительные знания, свойственные только ему или немногим другим людям. Это приводит нас к двум тезисам. Во-первых, сложная экономика получает критический выигрыш благодаря рынкам, в которых индивиды и компании могут обмениваться товарами и услугами друг с другом, так что специализация практических знаний может продолжаться, и каждому не нужно быть мастером на все руки, обладающим лишь незначительными познаниями в каждой из областей. Когда в какой-то отрасли приобретается новое знание, оно «сообщается» обществу посредством рыночного механизма — понижения цены или чего-то подобного. Во-вторых, такая экономика, если ее не сдерживать, является организмом, постоянно приобретающим новые знания о том, что и как производить (и при этом отбрасывающим старые знания, когда они больше не нужны). В этом процессе «открываются» правильные цены. Каждая компания или участник похожи на передового наблюдателя или муравья-разведчика, поскольку они быстро реагируют на наблюдения и исследования любого локального процесса, внося поправки в объем или направление производства. Если производство какого-либо продукта растет, снизившаяся рыночная цена становится для общества сигналом того, что теперь он стоит меньше, чем раньше[23]. Вот что Хайек называл экономикой знаний.

Однако в этих работах Хайека речь не об инновациях. В них не рассматриваются эндогенные инновации, которые развиваются из идей, возникших благодаря креативности участников экономики. В часто цитируемой статье 1945 года он ясно указывает на то, что обсуждает, как он сам их называет, «адаптации» к «меняющимся обстоятельствам». Такие адаптации опираются на некоторые из ранее упоминавшихся человеческих способностей современного предпринимательства — способность суждения, мудрость и стремление к успеху.

Но адаптации связаны с определенной предсказуемостью, в отличие от инноваций. Они не требуют интуитивного прыжка, являясь отражениями того, что рано или поздно произошло бы, а потому они блокируют другие изменения, которые уничтожили бы потребность в адаптации. И они не будут продолжаться, если «обстоятельства» перестанут «меняться». То есть они не вызывают прорыв, а, скорее, закрывают наличествующий. Напротив, инновации (от латинского слова «nova» — «новый») невозможно определить на основе имеющегося знания, то есть они непредсказуемы. Поскольку они являются новыми, узнать о них заранее невозможно. Однако у многих бизнесменов есть неверное представление, будто инновации — это когда нужно выяснить, чего хотят потребители. Ошибочное представление об инновациях как о чем-то предсказуемом критикуется Вальтером Винченти:

Поскольку инновацию невозможно предвидеть, она может носить прорывной характер, создавая новую мозаику, к которой надо будет подбирать фрагменты, то есть приспосабливаться к ней. Инновации — это те события, к которым приспосабливаются «адаптации». (Однако значительная адаптация, которая происходит раньше срока, может стать прорывом.) Инновация может быть эфемерной, однако большинство завтрашних инноваций стоят на плечах сегодняшних. Постепенно они направляют «практику» экономики к тем «портам назначения», которые в противном случае остались бы незамеченными. Таким образом, инновации отвечают более высоким критериям, чем адаптации.

Для инноваций, требующих наличия таких интеллектуальных способностей, как воображение и интуиция, позволяющих придумывать новые цели, также необходима смелость зайти на незнакомую территорию и двинуться в направлении, отличном от того, что выбрали коллеги и учителя. Это заставляет нас видеть в инноваторах героев, которые ставят творчество выше комфорта и готовы принять неудачи и потери. Однако нет оснований полагать, что инноваторы любят риск. Инноваторы из Миннесоты Гарольд и Оуэн Брэдли говорили, что инновация рождается из придумывания новой в каком-то отношении модели бизнеса или мира. Поэтому возможно, что инноваторами, кем бы они ни были — основателями компаний, талантливыми директорами или же пользователями-первопроходцами, — движет внутренняя потребность доказать самим себе или остальным значимость своих идей.

Образцовым случаем инновации служит история создания массового автомобиля Генри Фордом. В своей лекции 2011 года «Эврика» Гарольд Эванс так описал эту историю:

Хотя некоторые люди не считали Форда каким-то выдающимся инноватором (как, впрочем, и сам он), его прорыв заключался в том, что он заглянул в будущее и представил новый образ жизни, осуществимость которого была им доказана. Другая поучительная история — это всем известная американская железная дорога, проходящая через всю страну. Эванс обсуждает ее в своей книге 2004 года «Они сделали Америку» (They Made America):