Тигровая шкура, или Пробуждение Грязнова - Фридрих Незнанский

Кивнув Грязнову, чтобы тот следовал за ним, Мотченко прошел в глубь кедровника и остановился около двух свежесрубленных вешек, которые на расстоянии среднего человеческого роста были воткнуты в землю.

— Вот здесь утром следующего после убийства дня шофером аэродромной службы был найден труп Шаманина. Стреляли из-за кедра, что в десяти метрах от дороги. Первым выстрелом ранили в грудь, а когда он упал, добили выстрелом в затылок, в упор. Затем волоком оттащили в кедровник.

— А где в это время мог находиться Кричевский? — спросил Грязнов. — Из гостиницы-то они вышли вместе.

— Кричевский… Воспроизводя момент преступления, можно предположить, что, проводив Сергея, он распрощался с ним где-то недалеко отсюда и пошел обратно в гостиницу. Потом, видимо, услышал выстрелы, возможно, даже крик Шаманина и побежал обратно. В том месте, где был убит Сергей, он увидел кровь — луна в тот вечер была полная, след волочения и бросился в лес, надеясь спасти Щаманина. Наткнулся он на него в этом вот самом месте, нагнулся, испачкался в крови Шаманина и… По всей вероятности, услышав шум убегающего человека, бросился следом за ним.

Майор замолчал, вновь переживая трагедию случившегося, и негромко продолжил:

— Ранили Кричевского в ста метрах отсюда, причем стреляли почти в упор. В голову. Чтобы, видать, наверняка, без свидетелей. Затем убийца перевернул парня на бок, решив, что тот уже мертв, и вернулся к Шаманину. Густо посыпал все вокруг махоркой, перемешанной с молотым перцем, и скрылся в неизвестном направлении.

Вячеслав Иванович слушал рассказ стожаровского опера, как вдруг поймал себя на том, что в нем самом просыпается прежний опер Грязнов. Подумал было, что сейчас самое время остановиться, не дать себе завязнуть в клубке возможных догадок и версий, однако уже ничего не мог с собой поделать.

— Собаку пробовали пустить по следу?

Майор обреченно махнул рукой.

— Безрезультатно.

— А куда выходит кедровник?

— Внешняя часть тянется вдоль дороги, что ведет к аэродрому, дальше его рассекает шоссе, ну а потом уже начинается тайга.

— Выходит, преступник мог быть и не поселковым?

— Предположить, конечно, можно и подобный вариант, — Мотченко пожал оплывшими плечами, — да только откуда он мог знать, что именно в этот вечер Шаманин будет возвращаться домой этой дорогой? Вот в чем вопрос.

Подминая просохшую от ночной росы траву, они подошли к тому месту, где был найден Кричевский. Здесь тоже были воткнуты две вешки — одна у головы, другая в ногах. Кедровник в этом месте сгустился окончательно, и Грязнов невольно подивился мужеству парня, бросившегося в погоню за преступником, который буквально за несколько минут до этого застрелил Шаманина.

— Из поселка к аэродрому автобус ходит? — спросил Грязнов.

— Ну а как же! Рейсовый.

— Интервалы большие?

— Днем — час, а после семи — и того реже.

— А в тот вечер?

— Последний ушел в двадцать один тридцать.

— Значит, этот некто совершенно точно знал, что из гостиницы Шаманин вышел поздно и будет возвращаться домой пешком, — как бы сам для себя проговорил Грязнов. — Откуда он мог это знать?

— Вариант один. Убийца поджидал Шаманина на конечной остановке. Когда подошел последний автобус, он уже совершенно точно знал, что Сергей еще в гостинице и будет возвращаться домой пешком. Подобный вариант его вполне устраивал, и он, немного проехав на автобусе, дошел до этого места и здесь уже поджидал Шаманина. Уже опрошены кондукторша последнего автобуса и водитель. Сейчас ведется розыск и опрос тех пассажиров, которые ехали тем же рейсом.

— Хорошо, — согласился с действиями стожаровских оперов Вячеслав Иванович, совершенно забыв, что он не в МУРе и даже не в Москве, а в Богом забытых Стожарах. И тут же продолжил свою линию: — А если предположить попытку ограбления?

— Исключено!

— Почему? — удивился столь категоричному ответу Грязнов.

— У Шаманина и Кричевского даже часов не сняли, причем весьма дорогих. К тому же в куртке Кричевского, кроме гринписовского удостоверения, лежало двадцать восемь тысяч крупными ассигнациями и около пятисот рублей «мелочью». Куш приличный, но его тоже не тронули. Да и добивать грабитель не стал бы.

— Это уж точно, — согласился с майором Грязнов. — Кстати, вид оружия установлен?

— Судя по всему, «Вальтер».

— И?..

— Пока что полнейшая темнота, — пожал плечами Мотченко. — Те гильзы, что были собраны в кедровнике, отправлены в центральную лабораторию, ждем ответа.

Номер, в который поселили Грязнова, почему-то назывался «люксом», и, видимо, по этой причине здесь, на правах полномочного представителя российского отделения «Гринписа», жил Евгений Кричевский. Сразу же от двери направо, на перегородке, которая отгораживала комнату от тамбура-прихожей, висел умывальник, поверх которого мутно блестело треснувшее зеркало. Жильцы менее значимых номеров умывались на первом этаже этого двухэтажного деревянного строения, носившего гордое название «гостиница». За перегородкой, заняв чуть ли не полкомнаты, громоздился трехстворчатый шкаф, за ним — деревянная кровать, аккуратно заправленная цветастым покрывалом. Дополнял этот интерьер телевизор с антенной-рогаткой, умостившийся на невысокой тумбочке. Напротив стояло старенькое кресло с засаленными подлокотниками.

Насколько можно было верить заверениям дежурной, здесь все оставалось точно так же, как в тот трагический вечер. По крайней мере таким было распоряжение начальника милиции, который, видимо, проинструктировал, что так просто стрельба в Стожарах для него не закончится, и к факту попытки убийства гринписовца еще будут возвращаться до тех пор, пока не найдут того самого стрелочника, на которого можно будет навесить всех чертей.

Вячеслав Иванович чувствовал, как помимо его воли в нем начинают просыпаться навыки старого оперативника, которые он постарался забыть раз и навсегда, и все-таки он еще не знал, с чего начнет расследование. В данный момент ему важно было, хотя бы заочно, познакомиться с Кричевским.

Правда, начальник милиции утверждал, что в Евгения стреляли только потому, что он оказался невольным свидетелем убийства Шаманина и попал, как говорится, под раздачу, но это всего лишь одна из версий, которую также надо будет проверять и перепроверять, как бы обидно не было стожаровскому майору.

Да, в этом «люксе» все оставалось точно так же, как в тот вечер, когда Кричевский пошел провожать Шаманина. Вещи Кричевского по-прежнему лежали на кровати, а на спинке стула висел адидасовский спортивный костюм, точно такой же, что еще в Москве приобрел себе Грязнов. И может быть, из-за этого он вдруг увидел в Кричевском не абстрактного гринписовца, командированного на Дальний Восток, а живого человека, жизнь которого сейчас висела на волоске.

«Белый аист», три звездочки, отметил про себя Грязнов, взяв со стола пустую коньячную бутылку. Он представил, как вот здесь, на этом самом стуле, сидел Кричевский и делал записи в своем блокноте, который лежал на краю стола. А чуть сбоку от него, в кресле, сидел Шаманин и, глотками отпивая из граненого стакана коньяк, что-то рассказывал столичному гостю.