Навсегда - Катерина Лазарева

В последний раз у меня была такая мысль, когда я увидел Сиенну в то окно на постоялом дворе. И сразу понял, что они с Эндрю приехали в этот город ко мне.

А уже потом мне пришло и письмо от него об этом…

В ту ночь так и не получилось сосредоточиться на готовке. Её полный ужаса взгляд сбивал. Не было сомнений, что она меня узнает. В общем, получилось, как получилось. Даже те пирожные я лишь в последний момент приобрёл.

Неудивительно, что Эндрю и Сиенна так захотели есть во время пути.

Морщусь при воспоминаниях, насколько всё вообще спонтанно, грязно и неудобно получилось. Многое мне, конечно, предстоит исправлять. Но сначала напортачу ещё сильнее — только на этот раз во благо.

Эдвард любит белое мясо и овощи. Всё необходимое я уже купил, и сейчас остаётся придать этому максимально съедобный вкус. Хорошо бы ещё аппетитный, но тут приходится ориентироваться скорее на стандарты готовки, чем на пробу. Впрочем, друг знает про мою проблему с человеческой пищей, так что поможет доделать в случае чего.

Тем более что пирожные я опять на всякий случай приобрёл.

Время пролетает быстро. Совсем скоро Эдвард уже стучится в дверь. А ещё через несколько минут — сидит со мной за столом, обедает и отмечает, что очень даже вкусно.

— Я переезжаю сюда на постоянное место жительства, — решаю потихоньку двигаться к главной теме обсуждения, начав с того, что вряд ли так уж удивит друга.

Эдвард в свойственной ему аристократической манере делает глоток дымящегося чая, ставит чашечку на блюдце и только потом включается в диалог.

— Я знал, что к этому приведёт. А потому уже купил дом в этом городе неподалёку. Думаю, тебе ещё может понадобиться моя помощь.

С готовностью киваю. Я уже и сам собирался купить другу тут где-то дом. Увы, обстоятельства складываются так, что без союзника мне никуда.

И, конечно, я прекрасно понимаю, что сам Эдвард говорил скорее о другого рода помощи, но по этой части мне уже намного проще справляться. А вот с Сиенной всё сложнее.

— Ещё как может, — многозначительно подтверждаю и криво ухмыляюсь, ещё раз мысленно взвешивая дальнейшие перспективы.

Эдвард задумчиво щёлкает пальцами.

— Сиенна видела, как ты убил.

Снова киваю, ничуть не удивлённый, что ему это известно. И, наверное, нет смысла упрекать меня в неосторожности — скорее, в самонадеянном желании обойти проклятье. Уверен, что именно поэтому всё получилось именно так.

— Это ещё не всё. Она собирается замуж за Эндрю.

— По любви? — зачем-то спрашивает Эдвард.

— Ты же знаешь, что такое невозможно, — уверенно возражаю, но при этом непроизвольно хмурюсь.

На самом деле, мне никто не обещал, что такого не может быть. Более того, само существование проклятья могло предполагать иные сценарии и чувства в жизни Сиенны. Но я не могу этого принять. Просто не представляю, как такое возможно.

К счастью, у Эдварда хватает то ли такта, то ли понимания не спорить. Хотя думаю, там и то, и другое. Он только почёсывает переносицу и откидывается в кресле.

— Сколько людей знают о предстоящей свадьбе?

Узнаю этот тон. Эдвард говорит так, когда включается в дело и прикидывает шансы успеха.

— Я так понял, достаточно, — не пытаюсь сгладить углы. — Не только их родные. Резкий манёвр или малейшая ошибка могут стоить ей репутации.

Друг задумчиво кивает.

— Ладно, что-нибудь придумаем.

До самого суда я больше не пыталась поговорить с Мэттом наедине. Ведь убедилась — у него всё под контролем. А остальное — не моя забота.

Как бы странно он себя ни вёл, на что бы ни намекал — я даже не буду об этом думать. Мэтт поможет моему отчиму, а потом распрощается с нашей семьёй. Хочет того или нет.

Брак с Эндрю должен этому поспособствовать. Вряд ли Мэтт захочет портить свою безупречную репутацию приставаниями к замужней леди, какими бы ни были его первоначальные намерения.

К счастью, до суда он не предпринимал попыток заговорить со мной о чём-то кроме дела. Видимо, сам углубился в процесс. Для него это отчуждение явно было временной передышкой, но я сделаю всё, чтобы это не оказалось затишьем перед бурей.

Матери вскоре стало намного легче — и тогда я вообще перестала взаимодействовать с Мэттом, предоставив его ей. К тому же, Эндрю частенько навещал нас. И тоже горел желанием участвовать в деле. Я не только препятствовала этому, но всячески поддерживала. Чем больше людей — тем сильнее дистанция между мной и Мэттом.

О его словах мне, о поступках с домом и в спальне, о его взглядах я старалась не думать. Как и об убийстве и других странностях. Я направила весь энтузиазм на предстоящий суд. И уже скоро мне удалось не беспокоиться ни о чём, кроме успешности дела.

А процесс приближался.

************

Слушаю судью, отрешённо разглядывая зал. За весь день я так переволновалась, что теперь, на самой его главной части, настигает апатия. Будто всё происходит не здесь и не со мной.

К счастью, мне не нужно выступать. Не свидетельница, не пострадавшая. Просто падчерица обвиняемого.

Я стараюсь не смотреть в сторону грязного, побитого и закованного в цепи отчима. Тюремщики никогда не отличались милосердием. Они могут вытворять всё, что захотят. Кроме убийства. Таковы законы. А вот вмешиваться и перечить надзирателям, хоть как-то сопротивляться — значит получить дополнительное наказание.

Даже Мэтт не смог бы спасти Ричарда от испытаний, которым тот подвёргся в тюрьме.

Сначала выступает обвинение. Меня передёргивает от желчи тона категоричного мужчины. Он словно ненавидит моего отчима. Да ещё и звучит убедительно, даже яростно, будто призывает всех собравшихся обратить внимание на чудовище.

Окидываю взглядом зал и замечаю брата покойного Патрика. Даже не сомневаюсь, что это именно он. Такая же фанатичность, тот же огонь в глазах.

Я уже начинаю опасаться. Вряд ли эти двое планируют сдаваться. Даже репутация Мэтта их не останавливает.

Несколько неприятных минут — и настаёт очередь выступления адвоката. Он не колеблется. Уверенно выходит, спокойно и непоколебимо начинает. Рассматривает каждый аргумент обвинения, чётко давая понять, насколько тот абсурден.

Я ловлю себя на том, что внимаю каждому слову Мэтта. И понимаю — он воздействует на зал куда мощнее, чем пытающийся сделать это обвинитель. При том, что в голосе адвоката нет таких эмоций. Он будто и не стремится так входить в сознание каждого — это происходит само.

Улыбаюсь. И вдруг…

Словно удар молнии. Я неожиданно вспоминаю, где раньше видела символ, вырезанный на его предплечье.