Чужие скелеты - Андрей Кокотюха

Теперь оставался только погреб.

В прихожей по-прежнему витала стойкая смесь запахов, но сейчас к ней примешивался еще один – необычный, гнилостно-сладковатый. Поразмыслив, Антон обнаружил выключатель – тот прятался за плитой. Щелкнул, но сквозь узкие щели в крашеных досках, из которых была сколочена крышка люка, не пробилось ни лучика. Выходит, и там лампочка перегорела?

Опустившись на корточки, Антон вставил в скважину замка последний из еще не использованных ключей, легко повернул и освободил дужку из петель. Затем не без усилия отвалил крышку.

В лицо ударил густой смрад.

Пахло моргом.

Иначе и не скажешь. Этот тяжкий, вызывающий тошноту запах ни с чем не спутать.

Запах смерти и разложения.

Вниз вела крутая лестница, сваренная из обрезков труб и арматуры. Полный самых скверных предчувствий, Антон наклонился пониже, опустил руку с мобильником в широкий темный проем и нажал кнопку фонарика. Тонкого белого луча оказалось недостаточно, чтобы рассеять тьму погреба. Антон напряг зрение, сморгнул – и вдруг различил в самом дальнем углу просторного погреба очертания человеческого тела.

– Эй, кто там?! – непроизвольно вырвалось у него.

В ответ – зловещая тишина. И запах – чудовищный смрад полуразложившейся человеческой плоти.

Там, в погребе, – смерть. А темная ночная фигура за окном была ее вестником…

Словно во сне, доктор Сахновский отшатнулся, вскочил на ноги и поспешно отыскал в кухонном шкафчике самый большой разделочный нож. Затем обежал глазами полки, заметил огарок свечи в банке из-под майонеза. Спички нашлись на плите.

Он зажег свечу и вернулся к проему, ведущему в погреб, даже не потрудившись дать себе отчет в том, почему не звонит в милицию и не зовет соседей. Затем, сжимая в одной руке рукоять ножа, в другой – банку с огарком, осторожно, чтобы ненароком не сверзиться, спустился в погреб.

Колеблющееся пламя свечи мутно осветило подземелье. Под низким потолком болтался провод с патроном, но лампочки в нем не было – кто-то ее вывернул. А в дальнем углу действительно лежал человек. Лицом вниз.

Вытянув перед собой руку с ножом, Антон слегка коснулся тела кончиком лезвия.

Никаких признаков жизни, не говоря уже о трупном смраде.

В следующее мгновение Сахновский уронил нож на бетонный пол, наклонился и потянул труп за плечо, переворачивая на спину.

На него смотрело мужское лицо, обезображенное жуткой гримасой агонии. Лицо обрамляли неряшливая клочковатая борода и немытые патлы, давно не знавшие расчески.

Антон опустил свечу пониже: так и есть – руки и ноги покойного умело связаны.

Ноги опутывала нейлоновая веревка.

В запястья рук, заломленных за спину, глубоко врезалась тонкая проволока.

До последнего мгновения мужчина боролся, пытаясь освободиться. В результате проволока все глубже впивалась в тело, разрывая кожу, мышцы и сухожилия, и в конце концов запястья несчастного превратились в сплошную кровоточащую рану.

Рот мужчины был забит кляпом, а вся нижняя часть лица для надежности обмотана несколькими слоями широкого упаковочного скотча. Задохнуться пленник не мог – ноздри остались свободными, но он был полностью ограничен в движениях; единственное, что ему оставалось, – перекатываться по сырому бетону. О том, чтобы позвать на помощь, крикнуть, ему и думать не приходилось.

Удивляясь собственному хладнокровию, Антон тщательно осмотрел труп. Синяки от ударов на лице, но на теле – ничего. Ни колотых, ни резаных, ни огнестрельных ран, его даже не пытались задушить. Просто скрутили, заткнули рот и бросили подыхать в погребе дома покойной тетки.

Правда, предварительно освободив погреб от всего съестного и предметов, с помощью которых жертва могла бы попытаться освободиться.

Труп пролежал здесь порядочно, и разложение зашло довольно далеко, несмотря на то что в погребе было прохладно. Не холодильник, конечно, но и не открытое солнце.

Получается, прошлую ночь он, Антон Сахновский, провел под одной крышей с мертвецом.

Владения покойной Галины Смеречко превратились в место преступления.

Следственная бригада не спешила извлечь труп на свет божий. Сначала эксперты обстоятельно зафиксировали его положение и произвели наружный осмотр тела. Только после этого менты, глухо матерясь, выволокли покойника из погреба. Санитары «скорой» категорически отказались этим заниматься: их дело – загрузить «клиента» в машину и доставить в городской морг, а дальше пусть им занимаются те, кому за это платят: судмедэкспертиза.

Криминалист, слушая это, не выдержал:

– Совести у вас ни на грош, мужики! «Платят»! Санитарам в морге уже третий месяц зарплату задерживают! Патологоанатом вообще подал на увольнение!

Ему резонно возразили:

– Подал и подал. И куда он пойдет? Частный морг, что ли, откроет? Или в Умань переведется? И вообще: с какой стати они там без зарплаты пашут? Из любви к искусству?

Начальник горотдела подполковник Костюк, хоть и наслушался таких речей до тошноты, не выдержал, рявкнул:

– А ну замолчали по-быстрому! Вас люди слушают, мудачье!..

Затем круто обернулся к сержанту, торчавшему у калитки:

– Какого хрена у тебя там народ скопился? Кино смотрят? Как фамилия?

Вопрос был риторический – Костюк руководил горотделом пятый год и знал весь свой состав не только в лицо.

– Сержант Немудрый! – вытянувшись, доложил перепуганный мент.

– Оно и видно! – не унимался подполковник. – Стоишь, пасть разинул! Тебя для чего там поставили, Немудрый?

Сержант кивнул и повернулся к небольшой толпе любопытных, собравшейся у калитки. В основном – жители близлежащих домов, пожилые женщины и их внуки. Толпа все время находилась в движении, каждый стремился занять позицию, с которой можно было бы заглянуть через ограду.

– А ну, граждане и гражданки, расходимся по-быстрому! Не мешайте работать следственной группе! Бегом, кому сказано! А ты, Василий, чего стоишь? Гони их отсюда к той самой маме!

Однако молоденький милиционер в сержантских погонах, вместо того чтобы шугать любопытных, окрысился:

– Чего раскомандовался? Тебя что, старшим назначили? Сам знаю, что делать!

Тем не менее порядка не прибавилось, и подполковник, окончательно потеряв контроль над собой, запустил в утренний воздух таким многоэтажным, что местное бабье притихло и отхлынуло от забора. Даже начальник УГРО капитан Петриковский, который как раз допрашивал на веранде Антона Сахновского, вздрогнул и поморщился.

Это субботнее июньское утро началось со звонка киевлянина Антона Сахновского в милицию, а все происходящее здесь было его логическим продолжением.