И оживут слова. Часть I - Наталья Способина

Летнее солнце внезапно выскользнуло из-за тучи, заставив зажмуриться. Я остановилась, впитывая тепло кожей, чувствуя, как меня накрывает спокойствием. Открыв глаза, я огляделась. Во дворе рос раскидистый дуб, и я с привычным удивлением поняла, что знаю ‒ если обойти его, то с противоположной стороны в нем окажется большое дупло. В этом дупле прятался маленький Радимир, а позже Всемила устраивала там тайник.

Двор был окружен высоким глухим забором, и я знала, что такие же заборы окружают все дома в Свири.

Соседей я не видела, но по звукам определила, что слева, если стоять спиной к дому, уже улица, а забор справа является общим с соседским двором. Там порой рычал пес, звенела колодезная цепь, смеялись дети. Вдоль этой части забора с нашей стороны в ряд выстроились баня, сеновал и какие-то хозяйственные постройки, в которые я пока не заглядывала. Самой последней, ближе всего к дому, в углу двора ютилась уборная. Позади дома находился небольшой палисадник, где росла пара каких-то плодовых деревьев, между которыми была натянута длинная бельевая веревка. Такие же веревки тянулись от обоих стволов к забору. Еще позади дома возвышался небольшой поросший травой холм. С одной его стороны прямо в землю была утоплена массивная деревянная дверь с большим кольцом вместо ручки. Холм напоминал домики сказочных существ из скандинавских легенд. Я так и представляла, что где-то там, под нами, живут маленькие любопытные тролли или гномы. Как-то, оставшись одна, я не смогла сдержать любопытства и решилась открыть дверь. Не знаю, на какую богатырскую силу она была рассчитана, мне она покорилась лишь с пятой попытки и то с трудом. За дверью оказались земляные ступени, уходившие в темноту. Пахло сыростью и квашеной капустой. Я справедливо решила, что это погреб, и, разумеется, одна туда не полезла. Следующие десять минут я пыталась закрыть так опрометчиво открытую дверь. Сперва меня удивило то, насколько та была тяжелой, а потом я вспомнила, что Свирь — застава, и, вероятно, погреб предназначался для укрытия на случай появления в городе врага. Мне стало интересно, приходилось ли пользоваться этим укрытием хотя бы раз? Почему-то этот мир, несмотря ни на что, все еще казался мне немного ненастоящим.

Еще мне очень нравился колодец, который поскрипывал цепью напротив бани, недалеко от дуба. Он был глубоким и немного сказочным. Отчего-то в голову всегда лезло: видны ли из него днем звезды? И, возможно, когда-нибудь я набралась бы храбрости спросить об этом у Радимира, — он, будучи ребенком, однажды туда свалился.

Кот потерся о мои ноги, и я поплотнее закуталась в шаль Всемилы... Скрипнула калитка, и сразу за этим звуком послышался звон собачьей цепи и повизгивание.

— Отстань, Серый. Измажешь, ну! Пошел!

Голос был мне незнаком. Но это и не удивительно. Здесь все голоса были мне незнакомы. Во двор вошла девушка. Она была высокой и статной. А еще очень красивой. Такой красотой, которую не встретишь в привычном мне мире. «Ее можно было бы назвать полной, но только не полнота это, а здоровье», — внезапно подумалось мне. Все в ней дышало здоровьем и силой.

— Ну, здравствуй, — голос оказался звучным. А еще в нем совсем не было приветливости.

Девушка прошла через двор и поставила корзинку на ступеньку крыльца:

— Что молчишь? И меня не узнала? Добронега сказывала: ты теперь можешь не узнать, — девушка попыталась улыбнуться, но улыбка вышла натянутой.

— Почему же? Узнала. Ты — Злата.

Мой тон против воли стал неприязненным. Я вдруг подумала, что эта Злата совсем не соответствует знакомому мне образу. Я ее знала милой и любящей, а эта девушка была надменной и злой. Во всяком случае, во взгляде серо-зеленых глаз не было и тени доброжелательности.

— Наделала ты делов, — с укором произнесла она.

— Ты к Добронеге? — перебила я. Мне совсем не хотелось ее выслушивать.

— Как же! Радим велел тебе пирогов напечь да передать, чтобы поправлялась быстрее.

И тут меня словно озарило: Злата ненавидела Всемилу. Ревновала? Возможно. Ведь Радимир души в сестре не чаял. Но как же быть теперь мне? Я вдруг поняла, что понятия не имею, как они общались друг с другом. Насколько скрытой была эта неприязнь?

— Радим чуть с ума не сошел, — в голосе Златы слышались злость и усталость. — Ночами проклятый лес прочесывал, в сечу рвался кваров рубить. Чуть голову не сложил. И все почему? Потому что тебе погулять вздумалось! Ну что? Нагулялась? Косу-то сразу срубили? Небось, в тот же день? И как теперь за брата пойдешь? Квары-то натешились да выбросили…

— Думай, что мелешь! — голос Добронеги эхом разнесся по двору. — Да о Радиме вспомни, его пожалей!

— Не нужно! — тихо проговорила я, на миг оглушенная словами Златы.

И хоть не было моей вины в том, что произошло, стало тошно и стыдно за глупую девчонку. А еще стало страшно, потому что я знала, что было на самом деле. И вдруг впервые меня посетила мысль: «А правда ли то, что здесь нет моей вины? Я же это написала…».

***

«Всемила так и не поняла, что произошло. Еще мгновенье назад она, смеясь, убегала от Ярослава, уворачивалась от жадных рук, забираясь все глубже в лес, но вот уже чья-то мозолистая ладонь зажала рот, а на шею накинули веревку.

— Попалась, голубка, — радостно проскрежетал над ухом незнакомый голос. — Давно бы так. Теперь-то уж все по-другому пойдет.

Всемила в ужасе застыла, не веря в происходящее. Руку больно заломили. Так больно, что на глаза сразу навернулись слезы. Ни разу в жизни никто не делал ей больно, ни случайно, ни, храни Боги, намеренно. Да Радим любого бы голыми руками за сестру порвал. И порвет непременно. Вот только узнает, кто этакую шутку злую выдумал...

Она отчаянно завертела головой и попыталась сморгнуть слезы. Взгляд упал на Ярослава. Не одна. Так и знала, что не одна. Сейчас все закончится! Только Ярослав почему-то не пытался прийти на помощь и не улыбался больше. Да и вдруг оказалось, что он совсем не так красив в этой густой лесной тени вдали от родных стен. Но страшно пока не было. Это все шутка. Ведь свои же люди. Не могут причинить они вред. Это же не квары бессердечные. Это — свои… Княжьи люди.

— Да на что ты ее потащишь? — вдруг прозвучал новый голос.

— Потешиться, — ответил первый с той же радостной злобой.

— Девок тебе мало, что ли? Что велено было?

— И то верно. Прости, красавица. Хотел тебе еще денечек отпустить. Да не судьба, уж не обессудь.

Первый взмах ножа — совсем не шуточного — обдал холодом шею.

— Держи косу — воеводе пошлешь.

Она проследила взглядом за тугой косой, в которой запутался ярко-желтый одуванчик. Ярослав перехватил косу и, будто плеть, начал наматывать себе на кулак. Встретившись с ним взглядом, Всемила поняла, что это все взаправду, и взгляд его черных глаз вдруг показался чужим и недобрым. И как она раньше это проглядела? Почему глаза обманули? Почему сердце не подсказало?