Маскарад со смертью - Иван Любенко

– Да. Законного моего мужа. Слышал, распутник? – всхлипывая, поясняла Клара.

– Так, стало быть, конец мезальянсу и ты теперь свободная женщина? – отыскивая глазами недопитое вино, спросил измученный жаждой офицер.

– Я – да, а вот ты – не знаю. Все говорят, что это ты его… Люди думают, что из-за меня, – с некоторой долей гордости выговорила Клара. При этих словах шампанское, которое жадно пил поручик прямо из горлышка, потекло мимо рта. Отбросив в сторону бутылку «Вдовы Клико», возмущенный последними словами Бронислав проронил:

– Нет, я все понимаю. Сначала ты назвала меня негодяем – возможно. Потом пьяницей – ладно. Дальше сказала, что я изменяю тебе – это уже циничный и неприкрытый навет, а закончила тем, что я, боевой офицер, убил… убил твоего рогатого Соломона! – Как раз во время произнесения этих последних слов и распахнулась дверь, и на пороге появились два нижних полицейских чина во главе с приставом 1-й части Арефьевым.

– Ну, вот и сознались, мил человек. Еще покаешься да помолишься, глядишь, совсем душу очистишь, а тело твое грязное, ты уж не переживай, каторга отстирает. Собирайся… Ах, а тут еще и дамочка! И что же это вы здесь забыли? Вам бы надобно у смертного одра слезы лить да с покойным супружником прощаться, – расправляя усы, стыдил новоиспеченную вдову пристав.

– Ты посмотри, Кларочка, как этот сатрап и душитель свободы разговаривает с боевым офицером! Арестовывать меня пришли? А известно ли вам, господа, что посадить под арест меня можно только в присутствии моего полкового начальства? – поправляя ремень, с достоинством пытался защищаться поручик.

– Ваше начальство мы известим, то не вашего беспокойства дело. А сейчас советую вам не препираться более, а проследовать с нами и ответить на вопросы. А здесь будет проведен обыск. Бумаги имеются. Вот извольте взглянуть. – Полицейский протянул лист с печатью и писарским каллиграфическим почерком.

– Ну, если и документы подготовили, то ищите. Да, господа, одна просьба – только соблюдайте в квартире чистоту и порядок. А то потом перед горничной неудобно будет-с. Все-таки оставил чистую квартиру, а после обыска, говорят, такой кавардак бывает! – закуривая папиросу, иронизировал офицер.

Прикрывая заплаканное лицо рукой, женщина, словно ошпаренная крутым кипятком кошка, стремительно выскочила из квартиры и, стуча каблуками по деревянной лестнице, выбежала на улицу. Разминувшись с ней, в дом вошел Поляничко и начал проводить обыск.

По прошествии получаса Васильчиков, уже без ремня и шашки, сидел в кабинете начальника полиции, безучастно рассматривая висевший на стене портрет Столыпина.

В присутствии полицмейстера допрос вел старший судебный следователь, опытный Глеб Парамонович Кошкидько.

– Ну-с, любезнейший, можем ли мы расценивать ваши слова, а именно: «я убил твоего рогатого Соломона» – как чистосердечное признание вашей вины в предумышленном смертоубийстве Жиха Соломона Моисеевича? – начал допрос следователь.

– Я приставу еще в карете русским языком пояснил, что я имел в виду. Согласиться могу лишь частично, а именно в том, что Соломон был рогатым, – ехидно заметил поручик.

– Бронислав Арнольдович, желаю спросить вас форменно о вашем точном местонахождении между семью и семью тридцатью вечера прошлого дня.

– Был там же, где и между девятью, десятью, двенадцатью, часом и тремя… У себя дома.

– Кто может это подтвердить? – въедливо допытывался Глеб Парамонович.

– Так… дай бог памяти… значит… между пятью и десятью только Вероника, а ближе к утру Жозетта, пардон, вместе с Вероникой. Все девочки работают у Фатимы, – отвечал поручик с наигранно серьезным видом.

Следователь вначале старательно записывал имена, но потом поймал на себе неодобрительный взгляд полицейского начальника и остановился.

– Если я вас правильно понял, с пяти вечера вчерашнего дня и до нашего прихода вы находились в своей квартире и не покидали ее? – не унимался Кошкидько.

– Нет, выходил, как же.

– И куда же, позвольте заметить, и сколько раз?

– Пару-тройку, не больше… Видите ли, господа, в доме, где я живу, пока еще отсутствует такое завоевание прогресса, как ватерклозет, и поэтому я вынужден пользоваться простым уличным сортиром, – нагло хохотнул Васильчиков.

Терпение у молчавшего до поры начальника полиции лопнуло. Подскочив с кресла, он вплотную подошел к задержанному и, наклонившись, выговорил ему прямо в лицо:

– Я бы посоветовал вам, господин поручик, вести себя так, как подобает офицеру драгунского полка, а не кривляться, как избалованная цирковая обезьянка! Перед вами не гимназисты, а государственные служащие… Должен также уведомить вас, что вы подозреваетесь в учинении предумышленного смертоубийства, и я, пользуясь данной мне властью, постановляю: арестовать вас до выяснения всех обстоятельств дела и проверки вашего алиби.

Сказанное ровным счетом не произвело на Броню никакого впечатления, и он спокойно проговорил:

– Вас, милостивый государь, за такие неумелые аллегории следовало бы безотлагательно вызвать на дуэль. Однако же в данный момент в силу определенных причин я этого сделать не могу. И потому попрошу вас выбирать выражения.

Отвернувшись к окну и заложив руки за спину, Фен-Раевский молчал.

– Какие напоследок будут у вас пожелания? – следуя установленным правилам, сухо осведомился Глеб Парамонович.

– Кофе с шартрезом и сигару, будьте любезны, – съязвил поручик.

– Охрана, препроводите арестованного в тюремный замок, – распорядился полицмейстер.

Офицер встал, демонстративно заложил руки за спину и, насвистывая мелодию популярного ставропольского композитора Василия Беневского «Плещут холодные волны», сопровождаемый конвоем, покинул кабинет.

Почти следом явился Ефим Андреевич Поляничко с докладом о проведенном обыске в доме № 5 по Европейскому переулку. В списке найденных вещей на квартире господина Бронислава Арнольдовича Васильчикова, находящегося в чине поручика драгунского полка, числились: бутылки винные и коньячные пустые, числом 19 штук, разрозненные предметы женского туалета, календарь-ежегодник частью с вырванными листами за прошлый 1906 год, игральные карты с изображением обнаженных дам, журналы с картинками непристойного содержания: «Тайны жизни» и «Всемирный юмор», а также исполненная на заказ глиняная фигурка нагло улыбающегося толстопузого кота далеко не пуританского вида, на причинном месте которого красовалась надпись: «Бронька – кот бесстыжий!» Протокол заканчивался словами: «запрещенных к обороту предметов не найдено и не изъято».

К утру известие о гибели аптечного магната и ростовщика облетело стотысячный город. Такого здесь не помнили давно. В губернском центре, случалось, убивали. Главным образом это происходило в пьяной драке или из-за ревности – горячими выходцами с Кавказских гор. Намеренное, хладнокровное и расчетливое душегубство средь бела дня являло собой вызов тихому патриархальному укладу южной провинции России. Неслыханная жестокость и дерзость возмутила православный город двух монастырей и семнадцати церквей. Народ негодовал.