Любовница смерти - Борис Акунин

Комментарий Просперо был таков:

— Ты пишешь всё лучше. Поменьше умствуй, побольшеприслушивайся к звучащему в тебе голосу.

После Гдлевского читать стихи больше никто не вызвался,соискатели принялись вполголоса обсуждать услышанное между собой, а Петя темвременем рассказал своей протеже про остальных «соискателей».

— Это Гильденстерн и Розенкранц, — показал он нарозовощеких близнецов, державшихся вместе. — Они сыновья ревельскогокондитера, учатся в Коммерческом училище. Стихи у них пока не получаются — всесплошной «херц» да «шмерц». Оба очень серьезные, обстоятельные, в соискателипоступили из каких-то мудреных философских соображений и уж, верно, своегодобьются.

Коломбина содрогнулась, представив, какой трагедией этанемецкая целеустремленность обернется для их бедной «мутти», но тут жеустыдилась этой обывательской мысли. Ведь сама не так давно написаластихотворение, в котором утверждалось:

Лишь тот, кто безогляден и стремителен,

Способен жизнь свою испить до дна.

Нет ничего — ни дома, ни родителей,

Есть только блеск игристого вина.

Еще там был низенький полный брюнет с длинным носом,вступавшим в решительное противоречие с пухлой физиономией, его звали Сирано.

— Этот особенно не мудрствует, — покривилсяПетя. — Знай себе копирует стихотворную манеру ростановского Бержерака: «Вобъятья Той, что мне мила, я попаду в конце посылки». Записной шутник, фигляр.Из кожи вон лезет, чтоб поскорее угодить на тот свет.

Последнее замечание заставило Коломбину приглядеться кпоследователю гасконского остроумца повнимательней. Когда Калибан рокочущимбасом декламировал своё жуткое творение про скелетов, Сирано слушал спреувеличенно серьезной миной, а, поймав взгляд новенькой, вдруг изобразилчереп: втянул щеки, выпучил глаза и сдвинул зрачки к своему впечатляющему носу.От неожиданности Коломбина прыснула, проказник же поклонился и снова принялсосредоточенный вид. Рвется на тот свет? Видно, не так всё просто в этомвеселом толстячке.

— А вот это Офелия, она у нас на особом положении.Главная помощница Просперо. Мы все умрем, а она останется.

Юную девицу в простом белом платье Коломбина заметила лишьтеперь, после Петиных слов, и заинтересовалась ею больше, чем прочими членамиклуба. Ревниво отметила белую и чистую кожу, свежее личико, длинные вьющиесяволосы — такие светлые, что в полумраке они казались белыми. Прямо ангел спасхальной открытки. Лорелея Рубинштейн не считалась — толстая, старая и вообщенебожительница, но эта нимфа, по мнению Коломбины, была здесь явно лишней. Завсё время Офелия не проронила ни звука. Стояла с таким видом, будто не слышалани стихов, ни разговоров, а прислушивалась к каким-то совсем иным звукам;широко раскрытые глаза смотрели словно сквозь присутствующих. Что еще за«особое положение» такое, ревниво нахмурилась новенькая.

— Какая-то она странная, — вынесла свой вердиктКоломбина. — И что он в ней нашел?

— Кто, дож?

Петя хотел объяснить, но Просперо властно поднял руку, и всеразговоры сразу стихли.

— Сейчас начнется таинство, а между тем средь насчужая, — сказал он, не глядя на Коломбину (у той сердце так исжалось). — Кто привел ее?

— Я, Учитель, — волнуясь, ответил Петя. — ЭтоКоломбина. Я за нее ручаюсь. Она еще несколько месяцев назад сказала мне, чтоустала от жизни и хочет непременно умереть молодой.

Теперь дож обратил на замершую девицу свой магнетическийвзгляд, и Коломбину из холода бросило в жар. О, как мерцали его строгие глаза!

— Ты пишешь стихи? — спросил Просперо.

Она молча кивнула, боясь, что дрогнет голос.

— Прочти одну строфу, любую. И тогда я скажу, можешь литы остаться.

Срежусь, сейчас срежусь, тоскливо подумала Коломбина ичасто-часто захлопала ресницами. Что прочесть? Лихорадочно перебрав в памятивсе свои стихотворения, она выбрала то, которым гордилась больше всего —«Бледный принц». Оно было написано в ночь, когда Маша прочла «Принцессу Грезу»и после прорыдала до утра.

Бледный принц опалил меня взором

Лучезарных зеленых глаз.

И теперь подвенечным убором

Не украсят с тобою нас.

«Бледный принц» — это было про Петю. Таким он представлялсяей в Иркутске. В ту пору она еще была немножко влюблена в Костю Левониди,который уж и предложение собирался делать (теперь смешно вспомнить!), а тутпоявился Петя, ослепительный московский Арлекин. Стихотворение про «бледногопринца» было написано для того, чтоб Костя понял: меж ними все кончено, МашаМиронова никогда уже не будет такой, как прежде.

Коломбина запнулась, боясь, что одного четверостишьянедостаточно. Может, прочесть еще немножко, чтобы смысл стал понятнее? Тамдальше было так:

Не стоять нам пред аналоем,

Не ступать на венчальный плат.

Бледный принц прискакал за мною

И позвал в Москву, на закат.

Слава Богу, что не прочла, а то всё бы испортила.

Просперо жестом велел чтице остановиться.

— Бледный Принц — это, конечно, Смерть? — спросилон.

Она поспешила кивнуть.

— Бледный Принц с зелеными глазами… — повторилдож. — Интересный образ.

Грустно покачал головой, сказал тихо:

— Что ж, Коломбина. Тебя привела сюда судьба, а судьбене перечат. Оставайся и ничего не страшись. «Смерть — это ключ, открывающийдвери к истинному счастью». Угадай, кто это сказал.

Она растерянно оглянулась на Петю — тот пожал плечами.

— Это был композитор, величайший изкомпозиторов, — подсказал Просперо.

Никого мрачнее Баха из композиторов Коломбина не знала инеуверенно прошептала:

— Бах, да? — И пояснила, вспомнив злосчастногоГёте. — Иоганн-Себастьян, да?

— Нет, это сказал лучезарный Моцарт, создатель«Реквиема», — ответил дож и отвернулся.

— Всё, теперь ты наша, — прошелестел за спинойПетя. — Я так за тебя волновался!

Он смотрел прямо именинником. Очевидно, считал, что теперь,когда приведенная им кандидатка прошла экзамен, его статус среди «любовников»повысится.

— Что ж, — приглашающим жестом показал Просперо настол. — Прошу садиться. Послушаем, что нам скажут духи сегодня.