Любовница смерти - Борис Акунин

Мне стало окончательно ясно, что Дож и его последователи неимеют ни малейшего касательства к террористам, социалистам или анархистам.Более того, эти люди вовсе не интересуются политикой, а любые социальныевопросы презирают. Можете на сей счет успокоиться — никто из них не кинется сбомбой под колеса генерал-губернаторской кареты. Это извращенные и пресыщенныедети нашей упаднической эпохи — манерные, чахлые, но по-своему очень красивые.

Нет, они не бомбисты, но для общества, в особенности дляюных, неокрепших умов «любовники» весьма и весьма опасны — именно этой своейбледной, дурманящей красотой. В идеологии и эстетизме смертолюбов естьнесомненный соблазн и ядоносная привлекательность. Они сулят своимпоследователям бегство в волшебный мир, обособленный от серой и убогойповседневности — то самое, к чему инстинктивно стремятся возвышенные ичувствительные души.

И главную опасность, конечно, представляет собою сам Дож. ЯВам уже описывал эту страшную фигуру, но с каждым днем она всё болеераскрывается предо мной в своем сатанинском величии. Это упырь, вампир,василиск! Истинный ловец душ, так искусно подчиняющий окружающих своей воле,что, ей-богу, даже Вам до него далеко.

Недавно у нас появилась новенькая — смешная и трогательнаядевочка, приехавшая откуда-то из Сибири. Наивна, экзальтирована, голова полнавсякой блажи, модной среди нынешней молодежи. Если б не угодила в наш клуб, тосо временем перебесилась бы, вошла в возраст и стала такой, как все.Обыкновенная история! Но Дож вмиг опутал ее своей паутиной, превратил в ходячийавтомат. Это произошло на моих глазах, в считанные минуты!

Безусловно, этому безумию необходимо положить конец, нообычное арестование тут не годится. Арест только сделает из Дожа трагическуюфигуру, а уж во что превратится публичный суд и представить страшно! Этотчеловек живописен, импозантен, красноречив. Да после его выступления насудебном процессе этакие «любовники» заведутся у нас в каждом уездномгородишке.

Нет, этого монстра необходимо развенчать, растоптать,выставить в жалком и неприглядном свете, чтобы раз и навсегда вырвать егоядовитое жало!

Да и за что, собственно, Вы могли бы его арестовать? Ведьсоздавать поэтические кружки законом не возбраняется. Выход один: я долженвыявить в действиях Дожа corpus delicti и доказать, что этот господин осознаннои злонамеренно склоняет некрепкие души к страшному греху самоубийства. Лишьтогда, когда мне удастся раздобыть верные улики, я выдам Вам и имя, и адресДожа. Но не раньше, не раньше.

К счастью, меня не подозревают в двойной игре. Я намереннострою из себя горохового шута и даже получаю род болезненного удовлетворения отнескрываемо презрительных взглядов, которыми одаривают меня некоторые нашиумники во главе с самим Мэтром. Ничего, пусть считают жалким червяком, этоудобней для моих целей. Или я и есть червяк? Как Вам кажется?

Ладно, passons. Корчи моего израненного самолюбия не имеютникакой важности. Меня мучает совсем другое: после страшной смерти Аваддона унас образовалась очередная «вакансия», и я с тоской жду, что за новый мотылекприлетит опалить крылышки на этом адском огне…

Оскорбленный, но искренне уважающий Вас

ZZ

28 августа 1900 г.

ЛАВР ЖЕМАЙЛО ВСТРЕЧАЕТСЯ С ВЕРХОВНЫМ ЖРЕЦОМ «ЛЮБОВНИКОВСМЕРТИ»

Итак, свершилось! Вашему покорному слуге удалось проникнутьв святая святых глубоко законспирированного клуба самоубийц, который вновьзаставил всех говорить о себе после недавней гибели 23-летнего студента M-гоуниверситета С. Описание того, как мне удалось преодолеть все хитроумныепрепоны и непреодолимые препятствия, дабы достичь заветной цели, могло бы статьсюжетом для захватывающего романа. Однако, связанный словом, я буду молчать исразу оговорюсь для г. г. полицейских: никогда и ни при каких обстоятельствах,даже под страхом тюремного заключения, Лавр Жемайло не выдаст своих помощникови информантов.

Моя встреча с верховным жрецом зловещей сектысмертепоклонников состоялась в темном и мрачном подземелье, местонахождениекоторого осталось для меня тайной, поскольку мой чичероне доставил меня туда с повязкойна глазах. Я ощущал запах сырой земли, несколько раз по лицу задела свисающаясо свода паутина, а один раз мимо с отвратительным писком пронеслась летучаямышь. После такой прелюдии я рассчитывал увидеть какой-нибудь жуткий склеп сосклизлыми стенами, но, когда повязку сняли, меня ждало не лишенное приятностиразочарование. Я находился в просторной, прекрасно обставленной комнате,напоминающей гостиную в богатом доме: хрустальная люстра, книжные полки, стульяс резными спинками, круглый стол из тех, что используют при спиритическихсеансах.

Мой собеседник велел называть его «Дож». Он, разумеется, былв маске, так что виднелись только длинные белоснежные волосы, седая бородка инеобычайно острые, вернее даже сказать пронизывающие глаза. Голос у Дожа оказалсязвучным и красивым, а по временам чарующим. Вне всякого сомнения это человекталантливый, незаурядный.

— Я знаю вас, г-н Жемайло, как человека чести и толькопоэтому согласился с вами встретиться, — так начал разговор мойтаинственный собеседник.

Я поклонился и еще раз пообещал, что «Любовники Смерти»могут не опасаться нескромности или нечестной игры с моей стороны.

Наградой за обещание была пространнейшая лекция, которую Дожпрочел мне с необычайным красноречием, так что я поневоле заслушался. Попробуюпересказать содержание этой эксцентричной проповеди собственными словами.

Истинная отчизна человека, по утверждению почтенного Дожа,не планета Земля и не состояние, которое мы именуем «жизнью», а нечтосовершенно противоположное: Смерть, Чернота, Небытие. Мы все родом из этойсумеречной страны. Там мы обретались прежде, туда вскоре и вернемся. Накраткий, несущественный миг мы обречены пребывать на свету, в жизни, в бытии.Именно обречены, то есть наказаны, отторгнуты от лона Смерти.

Все без исключения живущие — отсевки, отбросы, преступники,осужденные на каждодневную муку жизни за какое-то забытое нами, но, должнобыть, весьма тяжкое прегрешение. Одни из нас менее виновны и потому приговоренык короткому сроку. Такие возвращаются в Смерть младенцами. Другие, болеевиновные, осуждены на тяжкие каторжные работы продолжительностью в 70, 80, а тои 100 лет. Доживающие до глубокой старости — злодеи из злодеев, не заслужившиеснисхождения. И все же рано или поздно Смерть в бесконечной милости своей прощаеткаждого.

Тут ваш покорный слуга, не выдержав, прервал оратора.

— Любопытное суждение. Стало быть, жизненный срокназначен нам не Богом, а Смертью?