Олигарх с Большой Медведицы - Татьяна Устинова

Должно быть, все происходило очень быстро, потому что стекловсе продолжало опускаться, и, лежа на боку за забором, Лиза еще успела увидеть,как нечто длинное, похожее на ручку от давешней метлы, неторопливовырисовывается в темном проеме и странно дергается вверх и назад.

И только через секунду до нее дошел звук, сухой, холодный инегромкий, как будто хрустнула яичная скорлупа. Размытая темнотой туша в дохе исолдатских ботинках, странно короткая, словно сложенная пополам, странноподпрыгнула, повернулась и плюхнулась на снег.

Рукавами куртки Лиза зажала себе глаза, только на одномгновение, крохотное, маленькое, за которое даже сердце не успело стукнуть, апотом отдернула руки от лица.

Машина чуть укатилась вперед, но была все еще очень близко,так близко, что стало совершенно ясно – второй выстрел убьет ее, как первыйубил Диму.

– Что это? – спросила Лиза шепотом неизвестно у кого. – Чтоэто, господи?!

Второй звук оказался намного громче первого, и от неголопнули барабанные перепонки и кости черепа. От этого звука стало нечем дышать,как будто из воздуха моментально исчез кислород и глаза вылезли из орбит.

– А-а-а-а!..

Машина была уже далеко, но из по-прежнему опущенного стекланесло смертью и пороховой гарью, и Лиза поняла – стекло опущено, чтобы былоудобней убивать ее.

Со второй попытки, раз уж с первой не получилось.

Но что-то изменилось, и даже искореженным от страхасознанием Лиза уловила это. Уловила и задрала голову, по-детски прижимая ушируками. Стекло в машине куда-то делось, и оголенное дуло торчало теперь как-тона редкость откровенно и цинично, и тормоза визжали, и снег летел в разныестороны из-под колес, твердые, жесткие, колкие комья попадали ей в лицо. Машинадернулась, рванула вперед, ее занесло, задние колеса провалились в снег усоседнего забора.

Черное пятно, которое, как Лиза думала, было мертвым Диминымтелом, вдруг снова взорвалось коротким и острым звуком, шевельнулось ивыкатилось на дорогу.

Машина буксовала в сугробе, колеса бешено крутились,разрывая снег.

Грохот обвалился вновь, рассыпался в воздухе, окатив ее сголовы до ног, и странное «вз-з-з» резануло уши, и что-то злобно чиркнуло побетону, а потом еще и еще раз.

Стоя на коленях посреди дороги, неловко вытянув руку спистолетом, ее сосед стрелял по машине, застрявшей в сугробе. После каждоговыстрела его руку дергало вверх, и чудовищный звук обрушивался в снег.

Колеса вдруг цапнули твердую землю, машина вздрогнула,поползла, развернулась и оказалась на дороге. Как будто присев перед броском,она рванула вперед, прямо на человека, стоявшего коленями в колее.

– Дима-а-а!!

Еще один бухнувший и разбившийся на тысячу острых осколковзвук, короткое движение, и в последнюю секунду перед тем, как полторы тоннытемного железа подмяли бы его под себя, превратив в груду окровавленного фарша,он перекатился на обочину, в тень старой черемухи.

Снег был красный. Лиза отчетливо видела, что он красный.Разве может быть столько крови, чтобы залить весь снег вокруг?!

Потом краснота стала пропадать, словно растворяться подсиним светом уличного фонаря, и Лиза закрыла глаза, решив, что у нее бред.

Никакого бреда. Никакой крови. Красный свет тормозныхфонарей полыхнул в последний раз и пропал за поворотом дачной дороги.

И все стало как раньше.

Ночь. Тишина. Снег. Покой.

Покой?!

Лиза подняла голову, каждую секунду готовая сунуть ееобратно в сугроб. В ушах что-то скреблось, и она не сразу поняла, что скребетсявовсе не в ушах, а это старая черемуха скрипит стволом на морозце.

– Эй! – позвала Лиза в сторону черемухи. – Эй!.. Она забыла,как его зовут, того, кто на той стороне дороги. И никак не могла вспомнить.

Оттуда ничего не ответили, тьма лежала все так же плотно инерушимо. Может, там и нет никого? Может, Лиза все придумала?!

Она стала на колени и огляделась, как после контузии илиприземления инопланетян. Впрочем, она точно не знала, что бывает после контузииили когда приземляются инопланетяне.

– Твою мать, – отчетливо донеслось с той стороны дороги. –Мать твою!..

Лиза вздрогнула.

– Эй! Ты жив? – Жив.

Он сел в снег и неловко, по одной, вытянул ноги, будтозатекшие от долгого лежания в неудобном положении. Задрал голову и посмотрел нанебо. В небе, прямо над ними, висела Большая Медведица. Сосны почти царапалиострыми верхушками бок небесного ковша. Дима подобрал рукавицу, вывалившуюсяиз-за пазухи и втоптанную в снег, посмотрел на нее, постучал о коленку – вродекак отряхнул – и кинул обратно.

Судьба, подумал он.

Если бы рукавицы были на руках, а не за пазухой, он не смогбы стрелять. Он потерял бы всего три драгоценных секунды на то, чтобы стащитьих, – и вместе с секундами потерял бы жизнь. Он знал, что те, в машине, –профессионалы, и ему просто повезло, что сегодня у них ничего не вышло.

Может, потому и не вышло, что он был без рукавиц.

Пальцы замерзли, и он подумал равнодушно, что из-запистолета. Он еще посидел, потом наклонился вбок и кое-как засунул пистолет вхолодный карман дохи.

А Лиза никак не могла вспомнить, как его зовут. В концеконцов она решила, что никогда не вспомнит, даже напрягаться не имеет смысла.

– Эй! – сказала она негромко. – Как тебя зовут? Он вздохнул:

– Сидор Семеныч. Они помолчали.

Белоключевский шарил по карманам, искал сигареты. Все времянатыкался на мокрый ледяной пистолет. Наконец нашел пачку, и тут ему пришло вголову, что Лиза может быть ранена.

– Лиза, ты не ранена?

– Я не знаю.

Он сунул сигареты обратно в карман и, кряхтя и бормоча себепод нос, стал подниматься на ноги. Поднялся и перешел дорогу. Столб, на которомкогда-то висел почтовый ящик, сильно наклонился в сторону.

Белоключевский зацепился за него полой и поморщился.

Лиза сидела в снегу, таращила лихорадочные глаза.

Да. Дело плохо. Дело пахнет керосином.

Впрочем, при чем тут керосин?!

Дело пахнет снегом, бензином, морозом и порохом. ДмитрийБелоключевский внезапно подумал, что именно так, должно быть, пахнет смерть.Даже в тюрьме смертью не пахло. И после тюрьмы тоже, и запахло только сейчас.

– Ты можешь встать? – Он нагнулся и стал рассматривать ее,очень близко.