На веки вечные. Книга 2. И воздастся вам... - Александр Звягинцев

Олаф вопросительно взглянул на барона.

— Американцы прислали в Германию специальную группу экспертов, которые должны отыскать все, что относится к экспериментам медиков СС и гестапо с применением мескалина.

— Мескалина?

— Да. Это препарат, который получали из эссенции какого-то редкого кактуса. Медики СС искали средство подавить волю человека, парализовать психику, изменить его поведение в нужном направлении.

— Я слышал, что эти опыты проводились над заключенными в лагерях, в первую очередь русскими пленными. Об этом, кстати, говорят на процессе русские обвинители. Это одно из самых тяжелых обвинений.

— Знаю. Но при этом в Америке создано «Подразделение 19», которое должно, используя полученные СС результаты, создать препараты для особо засекреченной американской агентуры. Речь идет об оружии специального назначения — химических, биологических и психологических средствах воздействия… Пришлось выдать американцам часть документов, которые находились у меня на хранении.

Олаф не смог скрыть изумления.

— Да-да, они хранились у меня, и я не собирался их никому отдавать. Но… После этого дурацкого покушения мне пришлось кое-чем пожертвовать, чтобы набить цену перед американцами. Но этого мало. Надо дать им что-то еще…

— Если бы мы знали, где спрятано «альпийское золото»… Можно было бы откупиться им. Ну не всем конечно… Только маленькой его частью.

— Нет, с золотом мы спешить не будем, — задумчиво сказал барон. — Золото мы прибережем. Ты рассказывал мне про группу этого твоего друга Гюнтера Тилковски… Ну, про их план захвата членов трибунала и освобождение подсудимых…

— Не думаю, что у них что-то получится.

— У них не получится ничего, — решительно отрезал барон. — Ровным счетом ничего. Потому что они будут арестованы американцами.

— Американцы вышли на них?

— Пока еще, слава богу, нет. Но скоро выйдут.

Барон загадочно улыбнулся. Олаф, глядя на его улыбку, заметно побледнел.

— Но, господин барон…

— Да, мой мальчик, да! Американцы выйдут на них, потому что мы с тобой сдадим их американцам, — барон говорил жестко, не выбирая выражений. — Мы сдадим их вместо золота. Золото нам еще понадобится самим, если мы его отыщем. Оно понадобится будущей Германии. А эти сумасшедшие с их идиотскими планами никому не нужны.

Барон брезгливо махнул рукой.

— Они только мешают. Пора пришла избавиться от них. Но не просто избавиться, а с выгодой для себя. Пусть послужат великому делу возрождения Германии. В конце концов, они немцы.

Олаф встал, голос его дрогнул.

— Вы предлагаете мне предать друга… Я не могу, господин барон. Вместе с Гюнтером мы рисковали жизнью, мы дружим с детства!

— Я понимаю твои чувства, мой мальчик.

Барон подошел к Олафу вплотную и положил руку ему на плечо. Сильно, так, чтобы Олаф почувствовал, сжал пальцы.

— Но я предлагаю тебе не предать его, а спасти! Понимаешь — спасти. Если они предпримут что-нибудь, их просто перебьют, как щенков. А если американцы арестуют их раньше, еще до того, как они что-то предпримут, до того, как они наделают кровавых глупостей, они останутся в живых. Мало того, через какое-то время выйдут на свободу. Достаточно быстро. Потому что их вина в таком случае будет детской шалостью на фоне других. Пойми это, Олаф! Я не хочу, чтобы ты всю оставшуюся жизнь чувствовал себя предателем. Ты просто спасешь их от смерти. Причем смерти глупой и ненужной Германии. И заодно поможешь нашему делу. Найди мне этого Гюнтера и его группу. Найди. Это приказ.

Постскриптум

«Лионский мясник» (Клаус Барбье — шеф гестапо в Лионе) был известен французам своими изуверскими методами ведения допросов… Барбье обратился в армейскую контрразведку США и был сразу взят на роль платного информанта… Так началась роковая двойная игра, в ходе которой, с одной стороны, агенты США продолжали охоту за военными преступниками в интересах Нюрнбергского трибунала, а с другой за кулисами в молчаливом единодушии ревностно заботились о том, чтобы «ценные люди не предстали перед ликом своих обвинителей».

Гвидо Кнопп, известный немецкий историк и писатель

Советский обвинитель Лев Смирнов показал судьям и залу большую книгу в кожаном переплете, напоминавшую своими объемами средневековые инкунабулы.

— Перед вами отчет генерал-майора Штрумпфа своему начальству об успешной ликвидации варшавского гетто. Тут только имена умерщвленных. Ваша честь, — обратился он к председателю суда, — прошу вас приобщить эту книгу к вещественным доказательствам. А теперь я хочу привести цитаты из дневника генерал-губернатор Польши Ганса Франка, находящегося на скамье подсудимых. Вот что он пишет… «То, что мы приговорили миллионы евреев умирать с голоду, должно рассматриваться лишь мимоходом… С Польшей нам надо вести себя как с колонией. Все поляки станут просто рабами Великого германского рейха…»

Франк, сидящий на скамье подсудимых сгорбился и напрягся.

— Именно Франк отдал приказ «со всей жестокостью и безжалостностью ликвидировать варшавское гетто», — продолжил Смирнов. — Описывая начальству выполнение этого приказа, генерал Штрумпф пишет: «Я решил уничтожить всю территорию, где скрывались евреи, путем огня, поджигая каждое здание и не выпуская из него жителей». Эсэсовцы и приданная им в помощь военная полиция и саперы заколачивали выходные двери, забивали нижние окна и поджигали здание. Тех, кто пытался выбраться из огня, убивали. В отчете говорится: «Солдаты неуклонно выполняли свой долг и пристреливали их, прекращая агонию и избавляя их от ненужных мук». Тех, кому удавалось все-таки уползти и скрыться в руинах, разыскивали с собаками… Тех, кто искал спасения в канализации, выкуривали газовыми шашками…

«В один только день, — свидетельствует Штрумпф, — мы вскрыли 183 канализационных люка и бросили туда шашки. Евреи, думая, что это смертельный газ, пытались спасаться наружу. Большое количество евреев, которое, к сожалению, точно не поддается учету, было истреблено также путем взрыва канализационной системы. Саперы показали себя при этом мужественными людьми и мастерами своего дела»…

Прошу обратить внимание суда на следующее признание… «Чем больше усиливалось сопротивление, тем более жестокими и беспощадными становились люди СС, полиции и вооруженных сил… Они выполняли свой долг в духе тесного сотрудничества и показывали при этом образцы высокого солдатского духа… Работали без устали с утра до поздней ночи. Солдаты и офицеры, полиция, в особенности те из них, кто побывал на фронте, также доблестно и прекрасно проявили при этом свой германский дух». Вот он — идеал гражданина нацистского государства. Вот образец того, как все те, кто сидит сегодня на скамье подсудимых, воспитывали «истинных германцев»…

Смирнов отложил книгу в сторону, прокашлялся и продолжил: