Цветок цикория. Книга II. Дом для бродяги - Оксана Демченко

– Пади!

Волк сперва не понял слово. Кричали далеко, невнятно. Но шум приближался. А люди – все, даже верховые в богатой одежде – спешно покидали дорогу. Кто-то норовил спрятаться, кто-то падал ниц, кто-то встал на колени и бесконечно кланялся пустой дороге. Неужели?.. Сразу, прямо теперь – можно увидеть золотого злодея?

По обочине пролетели вскачь два верховых. Появились еще шестеро, эти громыхали рысью. На них было надето так много железа, что смотрелось это не страшно… а глупо. Волк подумал с ехидством: положим, захотят они по нужде, как быть? А если оса заползет за шиворот? А если пойдет дождь? Волк поежился, мысленно перечисляя новые и новые «если».

Показалась карета. Большущая, она катила по середине дороги, мягко раскачиваясь на огромных колесах. Выглядела очень дорогой, новой. Волк щурился и пытался понять: он разочарован? Почему же?

Карета вдруг остановилась! Волк насторожился, кинул взгляд вправо-влево, выбирая путь отступления. Отметил: верховой – тот, что одет богаче всех, у него и доспех с золотым узором – нагнулся к оконцу кареты и внемлет, не смея даже коснуться ткани шторки. Вот он поклонился, отвернулся. Привстал в седле, обшарил взглядом толпу – макушки и затылки, согнутые в поклоне спины и немногочисленные лица самых наглых, готовых глазеть с риском для здоровья…

Всадник резко, с металлическим звоном, выбросил вперед руку – и кончик плетки указал на Волка! Через толпу ринулись железные конники. Волк дернулся было улизнуть, но коленопреклонённые селяне и горожане повели себя нелепо. Кто поумнее, те стали расползаться, а глупые ретиво вцепились Волку в руки и плечи, давя к земле. Отпустили, лишь отброшенные охраной кареты. Застучали совсем рядом копыта – это подъехал тот, кто говорил с хозяином.

– Ты! Господин желает задать вопросы. Лезь в карету. На пол, на колени, глядеть вниз. Всякий ответ начинать со слов благодарности за право жить на его земле. Не смей сам спрашивать. Руки вперед.

Волк отрешенно пронаблюдал: вот ему связывают руки, кидают на шею петлю и волокут к карете – как скотину, выбранную на убой из большого стада. Вот сунули через порог… или как это называется в карете, если не порог? Напоследок пнули пониже спины.

Хлопнула дверца. Снаружи щелкнул кнут. Карета тронулась, стала покачиваться.

– Извини, – шепнул слабый голосок. – Не умеют они иначе.

Сначала Волк увидел нож. Проследил, как этот нож – с костяной ручкой и серебряной насечкой, с камнем в основании рукояти – разрезал веревку на руках, затем на шее. Стало возможно растереть запястья, опереться о край бархатного сиденья… и поднять голову. Зажмуриться от недоумения, на ощупь сесть на бархат и снова открыть глаза. Протереть их… хотя и это не помогло.

Он хотел удивиться – и вот, изумлен до потери дара речи! Напротив, на таком же бархатном сиденье, сидит ребенок. Сам Волк, пожалуй, выглядел точно так, когда миновал лесное пепелище и добрел до поселка: кожа да кости, в глазах отчаяние… Ему тогда было восемь. А сколько этому ребёнку-призраку? Восемь? Двенадцать? Или все четырнадцать, если он не растет…

Руки оказались проворнее головы: Волк еще не поверил в то, что видит, еще не решил, как к этому относиться – а сам уже протянул ребенку полоску сушеного мяса. Он привык к такому припасу с детства и теперь полагал его лакомством, напоминанием о родной тайге.

Мальчик нагнулся вперед, охотно принял угощение, снова откинулся на подушки и стал грызть – понемногу, неловко. Похоже, такая еда была ему внове. Но – облизывался, кивал и даже улыбался. Вот он прикончил мясо и жалобно глянул на Волка. Получил второй кусок, съел куда быстрее… и сыто расслабился.

– Вкусно. Знаешь, мне три года никто не давал пищу, желая накормить. Все в конечном счёте хотят не дать, а получить. – Мальчик горько усмехнулся. – Я всюду ищу людей, лишенных жадности. Отчаялся. Решил, мир сплошь черный, без просветов. Но мне повезло сегодня. И вдобавок я сыт.

– Ты… кто? – кое-как справившись с собой, шепнул Волк. – Я думал, в карете хозяин золота. Злодей, которому тут все рабы, и даже лес – просто вещь.

– Все так думают, – кивнул мальчик. – Знаешь, правду услышать очень опасно. Кто знает ее, должен молчать. Иначе умрет.

– Я помолчу, раз надо.

– Я более ценная вещь, чем лес или даже весь урожай. Я приумножаю золото. Каждый год я должен заполнять столько сундучков, сколько он поставит. Не справлюсь, он сожжет целый поселок. И меня заставит смотреть. – Мальчик сжался, уткнулся лицом в колени. – Так было дважды. Мир делался сплошь черный, рассыпался в пепел… я бредил и умирал до середины зимы. А после заставлял себя очнуться и жить. Скажи, почему я все еще хочу жить? Это ненормально.

Волк сам не понял, как очутился рядом с мальчиком, как притиснул его к боку, согревая и оберегая. Ощутил руки-прутики – холоднее льда, и кожа рыхлая, влажная… Мальчик не плакал, но сильно дрожал. Вдруг вскинулся, извернулся и глянул Волку в глаза.

– Я так обрадовался! Тебя за золото не купить. Ты… человек.

– Меня кличут Волком, – усмехнулся Волк.

– Значит, ты настоящий оборотень, – хитро сощурился мальчик и рассмеялся, глуша ладонью звук. Запрокинул голову и шепнул в ухо, доверительно: – Настоящий оборотень, а не жалкая подделка из сказочек. Те оборотни только и умеют убивать. Как будто для убийства надо обрастать мехом! Ты настоящий оборотень, волшебный. Умеешь перекинуться в человека. Есть старая легенда о Локко, сыне бога диких людей. Младшем сыне. Он носится по лесу, творит невесть что. От его шалостей худо небу и земле. А только он не злодей. И умеет перекинуться в человека. Настоящего.

Мальчик шептал быстро и невнятно, постоянно прикрывал ладонью рот и поглядывал с опаской на дальнее окошко кареты. Волк и сам полагал: верховой в золоченом доспехе там, он едет близко, старается подслушивать.

Волк крепче притиснул пацана к боку. Сердце болело. Вот он, настоящий хозяин золота, и не только здешнего, а любого, наверное… Но разве он злодей? Разве город хоть однажды был искренен, обвиняя одних и назначая святыми – иных? Почему так легко оказалось поверить старшему артели? Почему…

Волк встряхнулся, сбросил пустые сожаления.

– Почему ты не сбежишь?

– Причин много. Но первая и очевидная… Сам глянь.

Мальчик указал на свои ноги. Волк нагнулся, сперва не понял… потрогал башмаки, желая удостовериться: защелкнуты на щиколотках замками. И весят, кажется, непомерно. В таких не то что бежать, кое-как брести едва ли посильно!

– Я совсем отчаялся, – со вздохом признал мальчик. – Локко, тебе скажу, как есть. Я еще мал, и все равно очень умен. У меня дар, но даже с ним золото не прирастает само, мы не в сказке. Я работаю, как ломовая лошадь, без отдыха и смены. Меня впрягли в ярмо давно, я не помню иной жизни. Сперва управлять мною было легко. Но три года назад я начал забирать власть. Два года назад подкупил многих – охрану, слуг, того, кто ими распоряжается.. Год назад понял: он следит за мной. Сейчас он все сильнее боится меня. А я приращиваю власть через золото. Пройдет еще три года, четыре… и я стану хозяин замка. Вот что страшно. Когда займу его место, пользуясь золотом, сам стану хуже, чем он. Я не оборотень. Один раз шерстью обрасту и буду зверь. Княжеский титул дает право метить в короли. Такого дела без большой крови не уладить. Озверею, точно захочу в короли.