Сделка с совестью - Слава Доронина

Рад бы на отвлеченные темы с Алёной говорить, но не выходит. Все сводится к тому, что я хочу ее.

На бледных щеках проступает румянец. Наваждение какое-то. Прямо сейчас бы сгреб этот Цветик-семицветик в охапку и оттащил в номер, исполнять мои желания. Но все, что остается, — поставить в банку с водой, чтобы не завяла, и не трогать до лучших времен. Если они наступят, эти лучшие времена.

Алёна встает со стула.

— Мне пора, Ян. Приятного вечера и хорошего полета.

Если бы не ее слова о нежелании никаких отношений, то подумал бы, что специально провоцирует и цену себе набивает. Есть такой тип девушек. Иногда эта игра и впрямь заводит. Но цветок не притворяется. Держит дистанцию вовсе не для того, чтобы разжечь во мне интерес. Но он сам по себе растет. Как бы не сорваться. Зачатки силы воли имеются — терпения маловато. Тренер всегда меня ругал за срывы и эмоции.

Алёна уходит, а мне стоит больших усилий не смотреть ей вслед. Спустя несколько часов все же решаюсь на возмутительный шаг, понимая, что всё. Сорвался. И сейчас цветок будет очень недоволен моим поведением. Но мне все равно. При любом раскладе буду завтра злиться на нее, себя и эту ситуацию, а так хотя бы запомню вкус ее поцелуев.

Долго стучу в дверь номера. Цветок не открывает. Потом слышится глухой голос: «Кто?» Я ничего не отвечаю. Ты и так знаешь, Алёна, и будет лучше, если не откроешь.

«Не открывай», — мысленно прошу, потому что не уверен, что смогу остановиться.

Но цветок открывает. Стоит в коротеньком халате, растрепанная, босая, беззащитная, сонная. Бля-я-ядь. Толкаю дверь вместе с Алёной вперед, ловлю цветочек за талию и прижимаю к стене. Не церемонюсь и целую, засовывая язык ей в рот. Всё, как она любит. Жадно, напористо. Взорвавшийся ящик с петардами. Иначе и не скажешь. С покровителем своим будет на диване спокойно у камина сидеть.

Цветок дрожит, упирается ладонями в мою грудь, вырывается, а потом сдается и отвечает. Даже в обморок не валится. Прогресс. Шарю руками по стройному телу, задирая халат, и сминаю ягодицы, ощущая пожар в венах. И не только. Аж в ушах шумит от желания и ее дурманящего запаха.

— Хватит… прекрати… — просит Алёна, глотая воздух, когда я отрываюсь от нее, чтобы посмотреть в раскрасневшееся лицо.

Она такая искренняя и отзывчивая, такая теплая и вкусно пахнущая… Еще никто не вызывал у меня столь сильных эмоций. Снова накидываюсь и целую, но торможу, понимая, что еще чуть-чуть — подхвачу ее на руки и отнесу в кровать. В лучшем случае. А в худшем — возьму прямо у стены и потом буду корить себя за несдержанность. Самообладание на тонком волоске. Вот-вот оборвется.

— Встретимся в Москве? Кафе, ресторан, кино. Что ты любишь?

— Я подумаю. Но сейчас уходи. Пожалуйста…

Алёна запахивает халат, а я вспоминаю о том рисунке на ее ноге и опускаю глаза. Цветочек закрывается от меня, дрожит. Взгляд расфокусированный, зрачки по пятаку. Я и сам не ожидал такого чувственного отклика на тебя, девочка. Вставляет. Очень сильно.

— Номер дашь? — продолжаю настаивать.

— Нет.

— И не ждал другого ответа. Но я ведь все равно узнаю.

— Не нужно.

— Почему? Ты не свободна?

— В неопределенном статусе.

— Это как?

— Никак.

— Меня не устраивает твой ответ.

— Примерно как с тобой. Мужчина хочет, а я нет. Но теперь дам ему зеленый свет, — бросает Алёна с вызовом.

В голове не укладывается этот дебилизм. Думал, брат себе чокнутую девицу выбрал, а у самого, оказывается, экземпляр похлеще. Вечно на меня все шишки валятся.

— Почему ему, а не мне? Не нравлюсь? — недоумеваю я.

— Потому что ухаживает красиво и язык свой до горла не засовывает. Безумного черного огня, как у тебя, в глазах нет, и мешок с петардами за спиной он не таскает, — перечисляет Алёна.

И почему-то мне кажется, что врет. Нет у нее никого. Какой здравомыслящий мужик такую одну куда-то отправит? А если просто ухажер, который вьется возле нее, то это спорно, кто и кому ребра за цветок пересчитает.

— Он, может, импотент, Алён? Как бы потом локти не пришлось кусать. Сидя на диване у остывшего камина. Ты бы не торопилась с решениями и ответами.

Я глажу цветок по щеке, обвожу пальцем родинку и снова впиваюсь во влажный рот. Сразу же получаю ответку: Алёна царапает мой затылок ноготками с такой силой, что я шиплю от боли ей в губы. Но это заводит еще сильнее. Кусаю колючку за нижнюю губу в отместку.

— Если не остановишься, то правда вернешься со шрамами на лице в Москву, — угрожающе хрипит она, глаза мечут молнии.

Да и хер с ними, со шрамами. Одним больше, одним меньше.

Дышу часто и глубоко, смотрю в красивые глаза. Жгучий дьяволенок. Кожу на затылке жжет, внутри жжет, в джинсах жмет. Но останавливаюсь. Нет, не из-за ее угроз оставить шрамы. Напором не хочу брать. Нужно подкопы рыть. И запастись терпением. Сломать можно в один миг, а собирать и чинить — дело непростое. Если до меня кто-то уже не постарался.

— Ну пока, что ли? — усмехаюсь, отпуская колючку.

Ответить она не успевает, потому что я снова не удерживаюсь от соблазна и целую. Цветок вырывается, стонет мне в рот, а когда заканчиваю, то ожидаемо прилетает звонкая пощечина.

— Заслужил! — выплевывает Алёна.

В черных глазах напротив плещется адское пламя.

Ох, Алёна… По краю ведь ходишь! Но твоя правда. Заслужил.

Я разворачиваюсь и ухожу, пока окончательно крышу не сорвало. Знала бы ты, цветочек, каких это стоит усилий. Все-таки у меня железная сила воли. А с терпением проблемы, да. Прав был тренер по боксу, сказавший, что с таким характером наживу себе в будущем воз проблем. Кажется, еще одной сейчас стало больше.

«Поддерживай погоду внутри себя и будешь видеть солнце в самый ненастный день», — читаю про себя с интонацией. «Что бы ни случилось, солнце должно взойти», — продолжаю штудировать ленту инстаграма со скептической ухмылкой на лице. «Из кувшина можно налить только то, чем его заполняли». Ну это еще более-менее. Типа что посеешь, то и пожнешь. Согласна. А всё, что выше, — спорно. Могу с легкостью доказать обратное. Чушь. Абсолютная. Придуманная, чтобы люди смирялись с положением вещей и не искали пути выхода из сложившейся ситуации. Да хоть татушки из этих слов набей на лбу, а легче все равно не станет. «Улыбаемся и машем». Тоже не про меня. Не могу я смириться с несправедливостью и найти внутри спокойствие и точки опоры, когда мне плохо. Сомнения, страхи, нереализованные надежды, горечь поражений — разрушают изнутри. А я не робот — живое существо, которое все это испытывает и не может справиться со своей болью, не знает, откуда черпать силы на поддержание в себе благоприятной погоды.