Война под терриконами. Донецкий сборник - Булат Арсал

весьма опасную работу горноспасателя, также по «династийной» традиции. В батарее частенько учил молодёжь правильно управляться с личным оружием, показывая разные маневренные переходы в стрелковом контактном бою. И хотя артиллеристам сия наука была вроде и ни к чему, но особенно молодые парни с охотой перенимали некоторые приёмы и даже иногда превосходили Шурави в ловкости.

Игорь был человеком немногословным, но умеющим слушать и включаться в разговор только по темам, в которых он сведущ, дабы не оконфузиться и не оказаться пустозвоном. Одним словом – серьёзный семейный мужик с самой что ни на есть рабочей закалкой.

Коля Крылатый и Антон Шоненко за два года до войны окончили один машиностроительный техникум в Донецке, пришли на батарею с самого первого дня её формирования, ещё осенью 2014 года, и с рядовых заряжающих доросли до командиров расчётов, оттачивая мастерство в боях. Они были разные, но, дополняя друг друга, создавали образ единого целого. Всегда весёлый светловолосый Николай был настоящим рубахой-парнем, никогда не хмурился и не унывал, умело скрывая собственные душевные страдания от чужих глаз. Темноволосый черноглазый Шон всегда был покрыт ореолом подозрительности, скуп на беседы и досужие разговоры в курилке. Казалось, что совсем не война сделала его таким, тем более что он никогда на словах не проявлял какой-то злой агрессии к украинской армии или к нацистам. Но работали парни со своими расчётами как настоящие снайпера, которым чаще других доверялась какая-нибудь разовая «ювелирная» работа по важным целям. Когда же их начинали хвалить, то Крылатый не мог удержаться от некоторой дозы хвастовства, в то время как Шон только скупо изображал ироничную улыбку.

Седой появился в батарее незадолго до описываемых событий, но уже успев побывать в переделках во время сопровождения гуманитарных грузов по прифронтовым городам. Однажды, объявляя жене в Екатеринбурге о своём решении поехать добровольцем на Донбасс, он услышал в ответ жёсткую фразу: «Без рук и ног не возвращайся!» Этого было достаточно, чтобы уже через пару часов сидеть в плацкартном вагоне поезда, направляющегося в Ростов-на-Дону. За окном мелькали огнями нарядные ёлки, и страна готовилась встретить новый, 2015 год. Через двое суток он уже был в Донецке, как потом любил повторять: «В этот день моя жизнь изменилась навсегда-в неё пришла война».

Седой был самым возрастным батарейцем, повидавшим жизнь и мир, сочетавшим в себе отблески житейской мудрости, разбавленной юношеским максимализмом и даже мальчишеством. Парням нравилось слушать его рассказы о странах и уголках большой России, где ему посчастливилось пожить, занимаясь той сферой мироустройства, которой он посвятил когда-то долгие годы своей научной практики. В остальном на огневой, на БК или на учениях посторонний человек вряд ли смог бы выделить Седого из массы остальных бойцов. Ну, разве только по серебристой седине, которая присуща мужчинам, прожившим полвека на этой грешной планете Земля и повидавшим разное.

Мужчины спали и видели, быть может, сны из мирной жизни, которая, как уже многие на Донбассе понимали, откладывалась надолго…

Глава 3

Корректировщики пробыли на «глазах» почти трое суток и вернулись под утро. Николай Амиго, в отличие от своего подчинённого, выглядел сумрачно и озлобленно. Лёня Студент, устало прихрамывая и поддерживая рукой правую половину задницы, еле ковылял, виновато опустив глаза.

Амиго сразу прошёл и разгрузился у командирской палатки, кинув вслед Студенту:

– Эй, придурок! Далеко не сваливай там. Камуфляж постирай и Бате верни, детонаторы с гранат сними и мне принеси…

На это странное обращение Лёня кивнул головой и двинулся к своей палатке, которую делил с Седым на двоих.

Бойцы, знавшие не один месяц Николая, поняли, что Амиго расстроен не на шутку, всегда сжатая пружина его потревожена и вот-вот сработает…

В течение дня из красочного рассказа Коли Амиго, несколько раз поведанного в лицах и с соблюдением лучших традиций мастеров русского фольклора, братва знала практически каждую минуту того трёхдневного кошмара, который пришлось пережить бывалому разведчику рядом с этим «хреном моржовым», «ушастым дегенератом», «чмошным пентюхом» и «чучундрой дуболомовой». И это были далеко не все «ласковые» эпитеты, которыми Амиго одаривал с каждым новым пересказом своего недавнего напарника…

– Что же Студент там натворил? – спрашивали батарейцы, наблюдавшие сюжет словно ожившей картины Фёдора Решетникова «Опять двойка».

А дело, как потом стало известно, обстояло так…

…Солнце уже близилось к закату, когда их отвезли поближе к первой линии соприкосновения, оставив у самого подножья пологой возвышенности, покрытой пожухлой свалявшейся густой травой, косить которую было и некому, и некогда, и просто нельзя по причине крайней близости передовой.

– Смотри, Студент, сколько сена пропадает зазря, – по ходу движения заметил Амиго.

Лёня помалкивал, начиная задыхаться, не дойдя даже до середины пути к вершине холма. Под вечерним, но жарящим солнцем пот выходил из пор на его худом лице мелкими, но частыми крупицами. Он постоянно вытирал его, всякий раз снимая с головы уже насквозь промокшую кепку, но старался не отставать от быстро уходящего упругими шагами старшего группы.

– Слышь, Амиго, давай перекурим, сил нет, – умоляюще простонал Студент, сбрасывая на траву автомат и пытаясь избавиться от пузатого вещевого мешка.

– Отставить, воин! Пока до точки не доползём, нельзя стоять. Нам доложиться надо в точное время! – строго отрезал сержант и зашагал ещё быстрее.

Лёня тоскливо посмотрел на далёкую вершину и был вынужден поднять оружие, подчинившись приказу.

– А мы ещё и ползти будем? – сокрушённо спросил он.

– Метров сто на спуске, – изумлённо ответил Амиго. – Пока светло, как жучки и червячки будем передвигаться. Там и покурим в кулачок.

Последние метры до предела подъёма прошли на согнутых ногах, низко склоняясь к земле. Амиго, накинув на голову капюшон лохматого маскировочного костюма, вытащил бинокль и начал рассматривать открывшийся внизу пологий спуск, переходящий в узкую полоску равнины, на краю которой расположился густой кустарник.

– За мной! – коротко скомандовал он и первым двинулся по-пластунски по спуску к зарослям.

Молодой, что-то зло нашёптывая и глотая обильный пот, падающий крупными солёными каплями с кончика носа прямо в рот, пробирался вперёд за ведущим. Вползли в тень кустарника, который обоим показался оазисом в центре выгоревшей от палящего солнца степи. Сделали по два-три глотка воды, но курить команды не поступало. За кустарником начиналась ещё одна пологая возвышенность, которую предстояло ползком преодолеть уже поодиночке.

На точку наблюдения вышли в полутьме. Не вставая в полный рост, избавились от ноши за спиной, и прежде чем отвалиться на спину для короткого отдыха, Амиго распаковал портативную радиостанцию с маркировкой Р-168-1КЕ «Кварц» и сделал первый выход на связь для доклада.

– Вот