Неудача в наследство - Светлана Романюк

при этом беззвучно открывался и закрывался. Цвет лица его постепенно сменился со свекольного на более натуральный. Взгляд из яростного стал недоумевающим, а затем и вовсе стал походить на взгляд ребёнка, которому пообещали чудо, а вручили нуднейший учебник по арифметике.

— Садись уже, плутовка, — проворчал он, махнув рукой в сторону кресла. — Вещай!

Анна хихикнула в последний раз и, устроившись в кресле, начала рассказ. Она старалась изобразить всё как можно красочнее и смешнее. В её рассказе Милованов предстал не высокомерным алчным грубияном, а незадачливым слегка перебравшим молодым человеком. Человеком, который выиграл великолепную усадьбу в один вечер, тут же её потерял и даже ещё не подозревает об этом. То, что вчера обещало стать трагедией, сегодня превратилось в фарс. Иван Петрович вначале ещё пытался хмурить брови, но под занавес стал похохатывать.

— Плутовка! Как есть плутовка! — с улыбкой выговаривал Иван Петрович дочери. — Ну, позабавила! Только ты уж в другой раз предупреждай отца, если ещё какую проказу учинишь. А то набегут тут с утра Веленские да Репенские, наговорят гадостей, аж вспомнить тошно, а я и отбрить их как следует не могу.

Иван Петрович благодушно похлопал дочь по плечу и, отпуская её, небрежно махнул рукой в сторону двери. Анна выскользнула в коридор. Разговор с папенькой сложился много лучше, чем она смела надеяться.

Хотелось бы думать, что с бабушкой будет не сложнее.

Александра Степановна нашлась в саду, на той самой скамеечке, с которой Аннушку вчера сорвал крик Николеньки.

Сегодня бабушка выглядела ровесницей собственного сына, видимо, расстройство её пошло на убыль, однако до полного спокойствия было ещё далеко.

— Здравствуй, родная, — поприветствовала она подошедшую внучку.

— Как ты, бабушка? — участливо поинтересовалась Анна, усаживаясь рядышком.

— Да что я? Как обычно всё, не беспокойся. Ты не трудись, не пересказывай, я слышала, как ты с отцом говорила.

Аннушка удивлённо вскинула брови: Александра Степановна имела возможность слышать всё и всех в этом доме, но предпочитала этим свойством своим не пользоваться. «При жизни ухом к замочной скважине не прикладывалась, и после смерти к этому привыкать не буду», — обычно говаривала она. Но, видно, исключения всё же случались.

Бабушка покосилась на внучку, понятливо усмехнулась:

— Ну как я тебя одну с эдаким остолопом оставить могла? Да ещё после того, как сёстры Веленские ему с утра визит нанесли.

Александру Степановну перекосило. Сестёр она недолюбливала.

— Но ты умница. Ты большая молодец. И отца уняла, и с усадьбой решила.

Александра Степановна выразительно посмотрела на руку Аннушки.

— Надеюсь, получится, — проговорила та, водя пальцем по символу в центре Знака.

Судьба, неизбежность, предопределённость и в то же время — непредсказуемость. Рок. Седьмой лик Девятиликого. Почему для магического пари когда-то выбрали именно этот лик именно этого бога? Штрихи по числу условий, временной круг — просто и понятно, но вот символ в центре Анну тревожил.

— Ты иди, милая, иди. А я ещё здесь побуду, — ласково протянула Александра Степановна.

Аннушка рассеяно улыбнулась бабушке и вернулась в дом, нужно было сменить утренний наряд на дневное платье.

Часы в малой гостиной пробили полдень. Девушка вздохнула, следовало поторопиться, если она хотела успеть до того, как её ученики решат, что занятия на сегодня отменены, и разбегутся по своим немудрёным делам.

Глава 11. Дорога в школу

Учительствовать Анна стала года четыре назад. Началось всё с пары крестьянских ребятишек, которых она научила основам счёта и письма.

Крестьянин – мужик практичный. Всё, что может так или иначе принести выгоду, он схватывает на лету. Это поэзия, живопись, музыка воспринимаются им как нечто не стоящее внимания, несерьёзное, на забаву созданное. И человек, посвятивший себя какому-либо искусству, да ещё и денег на этом не заработавший, в сельской среде уважения не добудет. В лучшем случае его сочтут чудаком. Где это видано, чтобы здоровый мужик не землю пахал, а бумажки каракулями марал? Поэтому «излишняя» учёность крестьянину ни к чему, а вот навыки чтения, письма и счёта очень даже пригодиться могут. И на ярмарке при торге не обманут, и вывеску какую или объявление самостоятельно прочитать можно, ни к кому в ноги не кланяться. Весточку, опять же, родне с оказией отправить и на писаря не тратиться.

В общем, теперь у Анны было два класса. В одном занималось двенадцать человек детишек в возрасте от шести до четырнадцати лет. Во втором — трое чрезвычайно серьёзных мужиков и даже одна баба.

С детьми Анна встречалась три раза в неделю. Занятия обычно начинались в полдень и часам к трём пополудни уже завершались. Взрослые приходили к ней каждую девятину, сразу из храма после утренней службы. Если первые не слишком отличались усидчивостью и прилежанием и пользовались малейшей возможностью сбежать с уроков, то вторые, напротив, были до смешного старательны и пунктуальны.

Шагая по извилистой тропинке и наслаждаясь солнечным жарким днём, Анна, как всегда, с замиранием сердца ожидала, когда за очередным поворотом покажется бревенчатое здание школы.

Школа была её гордостью, её детищем. Первое время она привечала детишек в усадьбе, в классной комнате, когда там не занимался Николенька, или в людской, а то и вовсе — в малой гостиной. Но вскоре число учеников возросло настолько, что шум и беспорядок, которые они учиняли во время занятий, стали доставлять заметное беспокойство папеньке, до этого снисходительно взиравшего на деятельность дочери.

Анна опасалась, что на занятия будет наложен запрет, но папенька всегда предпочитал решать проблемы, максимально дистанцируясь от них. Поэтому он выделил участок земли, материалы и значительную денежную сумму на строительство «храма просвещения», как он с некоторой долей иронии называл школу.

Школа получилась просторной и удобной. Всё здесь было обустроено по проекту, который Анна составила самостоятельно. Недели ночей без сна принесли свои плоды. Две классные комнаты, в одной из которых стояли парты, а в другой разместился старенький рояль и несколько скамеек для учеников. В первой комнате она учила детей чтению, письму и началам арифметики, а во второй — отец Авдей читал закон божий и обучал пению. Отец Авдей был маленьким, кругленьким старичком, с абсолютно белой реденькой бородёнкой. Во внешности его самым примечательным были пронзительные голубые глаза и мягкий, светлый, звонкий голос, непостижимым образом зарождающийся в оплывшем и нездоровом теле.

Помогала ему в его уроках бабка Марья. Была она настоящей вековухой-черничкой, одевалась во всё чёрное, не ела мясного и "неупустительно" бывала на всех