Борис Годунов. Трагедия о добром царе - Вячеслав Козляков

Похоже, что две самые важные темы в истории России кануна Смуты — «политическая борьба» и «экономическое закрепощение»[85] — останутся источником интереса к Борису Годунову все новых и новых поколений историков. Самый успешный и, одновременно, самый неудачливый русский политик по-прежнему привлекает к себе больше внимания, чем другие его современники. Старая драма не отпускает и спустя несколько столетий. Годунову не дано успокоиться. Подобно тому как при жизни его терзала молва, от царя Бориса и в последующие времена ждут жертвы ненасытному историческому интересу, постепенно смещающемуся от прямолинейных обвинений к пониманию линии великой судьбы известного исторического героя.

Молва сопровождала Бориса Годунова с рождения и до смерти. Сказанное А. С. Пушкиным про героя далекой хроники Смутного времени: «вчерашний раб, татарин, зять Малюты…» — нерукотворный биографический памятник Годунову; подаренный поэтом. Хотя едва ли сам Борис Федорович был бы рад такому «подарку». Тщетно ожидать даже от лучших образцов исторических драм следования портретному сходству. Но любые исторические герои не заслуживают нашего непонимания. Пример «Бориса Годунова» — это гениальная, но одна из возможных интерпретаций, основанных на знании русской истории с ее трагическим разделением народа и власти. Пушкину важно было предъявить свой счет истории: он не мог смириться с уничтожением настоящей аристократии, заменой ее выскочками у трона, насаждавшими раболепие и лесть. Аристократический дух свободы и независимости, который может быть присущ человеку не по одной генеалогии, все же без опоры на славную историю рода оставался для поэта неполноценным. Характеристика Бориса Годунова вложена Пушкиным в уста недруга Годуновых — князя Шуйского, происходившего из рода Рюриковичей. Если не помнить этого, то можно легко принять на веру отзыв о Борисе Годунове, освященный гением поэта. Сергей Федорович Платонов в своем блестящем биографическом очерке писал: «Едва ли прав был, с точки зрения историка, А. С. Пушкин, влагая в уста князя Шуйского (в „Борисе Годунове“) пренебрежительные слова о Борисе… Шуйские, конечно, могли свысока смотреть на Годуновский род, не княжеский и до ласки Грозного не боярский; но никто не мог бы в XVI веке назвать Годунова „вчерашним рабом“ и „татарином“»[86].

В XVI веке действительно существовала четкая иерархия родов, в которой Годуновы уступали не только князьям Шуйским, но и многим другим «честным», как их называли, родам. В Московском царстве соотношение родов не всегда зависело только от происхождения. Учитывались время боярской службы рода московским князьям и особенно родственные связи с ними (пусть даже по женской линии), не говоря уже про возвышение рода по одной милости великого князя или царя. Именно эти обстоятельства вынесли Годуновых «наверх» в эпоху опричнины Ивана Грозного, позволили им занять место рядом с теми же князьями Шуйскими и боярским родом Романовых. Современники и сам царь Иван Грозный должны были хорошо помнить историю Соломонии Сабуровой (Сабуровы и Годуновы — один род). Неудачливая жена великого князя Василия III так и не смогла родить ему наследника, поэтому была насильственно пострижена в монахини и отправлена в монастырь. Только благодаря следующему браку великого князя с княжной Еленой Глинской появился на свет будущий царь Иван. Дворцовые дела 1520-х годов отозвались спустя полвека. У Ивана Грозного оставалось особое отношение к роду Сабуровых. Представительница старшей линии этого рода была выбрана им в жены царевичу Ивану, а Ирина Годунова, как известно, — в жены царевичу Федору. С другой стороны, Иван Грозный основательно «проредил» своими опалами род Сабуровых. По подсчетам Степана Борисовича Веселовского, около сорока членов рода Сабуровых так или иначе пострадали в опричнину от ссылок, казней, конфискаций. Прежнее значение Сабуровых изменилось, когда возвысились их родственники — Годуновы, происходившие от одного с ними предка — костромского боярина Дмитрия Зерна. Царь Иван, как он это неоднократно делал, сам перекраивал сложившуюся иерархию родов в боярских семьях, отдавая младшим линиям рода предпочтение перед старшими.

Новому времени, наступившему в начале царствования Ивана Грозного, соответствовал официальный «Государев родословец», созданный в 1555/56 году. Родословная книга, состоявшая из сорока трех глав, содержала поколенную роспись всех значимых княжеских и боярских родов. Она навечно утвердила иерархию фамилий русского дворянства, служившего московским великим князьям и первому царю — Ивану Грозному. В ней не могло быть ничего лишнего. «Приписной» род Адашевых, попавший в самый конец родословной книги, исчез из нее, как только кончилось «время» одного из членов Избранной рады — ближнего круга царя Ивана Васильевича. Род Годуновых был записан в «Государеве родословце» вместе со старшими родственниками Сабуровыми, первыми появившимися во дворце. Два этих рода находились на самом почетном месте: они открывали список старомосковских боярских родов в «Государеве родословце», что сразу позволяет оценить настоящее положение Сабуровых и Годуновых в боярской среде. В 14-й главе «Бархатной книги», воспроизводившей текст родословца XVI века, говорилось:

«РОД САБУРОВЫХ и ГОДУНОВЫХ. У Дмитрея у Зерна были 3 сына: Иван, да Констянтин Шея, бездетен, да Дмитрей. А у Ивана Дмитреевича дети: Федор Сабур, Данило Подольской, бездетен, да Иван Годун…»[87]

Дальнейшая история рода Годуновых шла от Ивана Ивановича Зернова, носившего прозвище Годун, от которого и была образована столь известная в русской истории фамилия (Борис Федорович Годунов приходился ему праправнуком). Обычно прозвища в роду подбирались из одного ряда, но здесь проследить какую-то общность с именем Сабур не удается. Судя по словарным материалам древнерусского языка, собранным еще в XIX веке И. И. Срезневским, прозвище «Годун» можно понять как производное от славянского «годѣ» со значением «угодно, приятно»: возможно, это был «угодный», желанный ребенок, еще один наследник в роду. С. Б. Веселовский считал это прозвище производным от диалектного ярославского слова «годун» — «воспитанник, приемыш», а Н. А. Баскаков видел у прозвища тюркские корни, считая, что оно употреблялось в переносном значении «глупый, безрассудный человек»[88]. Определенно можно сказать лишь о том, что Годуновы, как и их старшие родственники — Сабуровы, наряду с Протасьевичами (Воронцовы), Ратшичами (Пушкины и Бутурлины) и Кобылиными (Колычевы и Романовы), относились к древнейшим боярским родам, служившим в Москве.