В Каракасе наступит ночь - Карина Сайнс Борго

Пока мама просила показать ей туфли другого размера и пока сеньор Тесео обходил свои владения в поисках пары, которая пришлась бы ей впору, я разглядывала фотографию. Папа… Только подумать – сам Папа!.. Ах, если б только знать, что связывало всех верующих людей, сеньора Тесео и молодого священника в черной сутане с Великим Понтификом, Верховным Первосвященником Вселенской церкви и «единственным полномочным представителем Бога на земле» (это я цитирую одну из моих теток) – с тем самым человеком, который возглавлял каждую воскресную мессу на официальном католическом телеканале!.. (Тогда власти еще не объявили войну Церкви, а Сыны Революции еще не вошли в силу.) Наверное, этот снимок сделан в Ватикане, думала я. Как это далеко от нас!..

– Вы родственник Папы? – набравшись храбрости, спросила я у сеньора Тесео.

В ответ он от души рассмеялся, а потом объяснил, в чем дело. Молодого священника на снимке звали Паоло, и он приходился сеньору Тесео младшим братом. Фотография – увеличенная и помещенная в позолоченную рамку – запечатлела момент рукоположения Паоло в духовный сан.

Об этом факте итальянец сообщил особо торжественным тоном, словно сутана младшего брата и положение, которое он занимал в Ватикане, каким-то образом придавали особый вес ему самому, ставя его на более высокую ступень невидимой лестницы, протянувшейся от обувного магазина в захудалой стране третьего мира до сверкающих миров, в которых вращался теперь Паоло. Святой отец Паоло, если точнее… Именно этим, вероятно, и объяснялись утонченные манеры и приверженность прогрессу (вещественным воплощением которого служил его магазин), выделявшие сеньора Тесео среди других иммигрантов.

А иммигрантов было немало. Они приезжали в Каракас из Сантьяго, Мадрида, с Канарских островов, из Барселоны, Севильи, Неаполя, Берлина и других мест. Это были люди, о которых забыли в их собственных странах и которые жили теперь среди нас. Все они были «мусью» – все до единого. И только сеньор Тесео, казалось, не имел ничего общего ни с хлебопеками из Фуншала[16], ни с садовниками с Мадейры или строительными рабочими из Неаполя. Это были люди с такими же большими и сильными руками, как у него, но, в отличие от сеньора Тесео, их ладони загрубели и потрескались от постоянной работы с землей, цементным раствором и мукой. Это были люди, которые тесали камень, пекли хлеб и строили город, который отчасти уже принадлежал им.

Иммигранты начали прибывать к нам еще в те времена, когда всё в Венесуэле еще только предстояло построить, сделать, организовать. Родные очаги, которые они оставили, лежали в руинах, и на улицах Каракаса зазвучали голоса чужеземцев, говоривших со странным акцентом, – голоса тех, кто пересек океан, на дальнем берегу которого каждый день кто-нибудь махал платком вслед уходящему кораблю. Эти голоса и незнакомые имена понемногу исчезали, растворяясь в привычном обращении «мой дорогой» или «моя дорогая», которое мы всегда использовали, а они в конце концов переняли. Иммигранты, приезжие влили новую кровь в жилы народа, который теперь включал в себя и их, и нас. Мы стали тем, что мы понимали и ощущали как одно – как sum total[17] двух берегов, между которыми пролегал океан.

– Adelaida, mi amore, – спросил меня сеньор Тесео на испанском своего собственного изобретения. – Скажи, почему тебе так нравится эта фотография?

– Потому что мне нравится Рим.

– А почему тебе нравится Рим?

– Потому что он находится по ту сторону океана, а я еще никогда не бывала за океаном.

В руках сеньор Тесео держал металлический рожок для обуви. Сейчас он со звоном упал на пол.

– По ту сторону океана… – повторил он вполголоса.

– Прошу прощения, сеньор Тесео, – проговорила мама, которая уже минут пять расхаживала из стороны в сторону перед низким зеркалом, примеряя очередную пару мягких темно-синих туфель. – Боюсь, мне все-таки нужен размер побольше. Правая немного жмет.

– Побольше так побольше, донья Аделаида, – отозвался сеньор Тесео. – Одну секундочку… Dall’altro lato del mare. По ту сторону океана… – И он исчез за дверью склада, но я слышала, как хозяин магазина еще несколько раз повторил эти слова.

Через минуту сеньор Тесео снова появился в торговом зале. В руке у него была еще одна пара туфель того же цвета и фасона, но на полразмера больше. Мама надела сначала левую, потом правую туфлю и снова принялась расхаживать по ковру перед зеркалом. Наконец она сняла туфли и, отставив в сторону, повернулась ко мне.

– Ну, что скажешь? – спросила она, глядя мне в глаза.

Я присвистнула (вышло довольно-таки глупо!) и показала маме два поднятых вверх больших пальца.

– Я беру, – сказала она, обращаясь к Тесео.

Итальянец воскликнул: «Браво!», прищелкнул пальцами и двинулся через зал к кассовому аппарату. Нажав несколько клавиш, чтобы пробить цену, он ткнул пальцем в кнопку, открывавшую низкий широкий ящик, в секциях которого лежали рассортированные по достоинству монеты и банкноты. Мама достала из сумочки две крупные бумажки и протянула Тесео, а он отсчитал ей сдачу: несколько зеленых банковских билетов достоинством по двадцать боливаров с портретом Хосе Антонио Паэса – лихого генерала времен Войны за независимость, бывшего пастуха, который научился ценить музыку Вагнера.

– Если туфли все-таки окажутся не очень удобными, вы можете обменять их в любой момент, Аделаида, – сказал сеньор Тесео.

– Спасибо, – ответила мама. – Аделаида, дочка, попрощайся и пойдем.

– До свидания, сеньор.

– До свидания, малышка. И не забудь… Dall’altro lato del mare. – Он улыбнулся. – Повторяй за мной: Dall’altro lato del mare.

– Dall’altro lato del mare, – послушно повторила я, и сеньор Тесео снова улыбнулся, сверкнув крупными белыми зубами.

Взявшись за руки, мы вышли на улицу. В свободной руке мама держала коробку с туфлями; она не улыбалась, и я не могла отделаться от ощущения, что допустила какую-то ошибку.

– Аделаида, дочка, что ты сказала сеньору Тесео?

– Dall’altro lato del mare.

– А что он сказал тебе?

– То же самое.

– Но почему?!..

– Потому, мама, что он живет в двух местах одновременно. Его родные живут там, а он – здесь. Разве ты не видела фотографию молодого священника над дверью?

– И кто этот священник?..

– Его брат. Он работает в Ватикане и встречался с Папой.

Мама посмотрела на меня так, словно не видела в моих словах никакой логики.

– Ну как ты не понимаешь!.. – воскликнула я. – В этом-то все и дело! У сеньора Тесео два дома. Один здесь, а другой – по другую сторону океана. На другом берегу. Dall’altro lato del mare. Ну, теперь понимаешь?!..