Иванушка на курьих ножках - Дарья Донцова

и готова принимать гостей или сама к кому-то отправляется. Дневной сон идет маменьке на пользу, благодаря ему она способна бодрствовать до двух часов ночи. В три маменька ложится спать, просыпается в полдень. Летом у нее не случается проблем, а вот поздней осенью и зимой, когда темнеет рано, подчас происходят конфузы.

Помню, как в начале ноября матушка, открыв глаза в семь вечера, вышла в столовую, увидела меня, тогда еще школьника, и возмутилась:

– Ты почему не на уроке?

На беду, в тот момент мы были в квартире вдвоем. Отец давно уехал по каким-то делам, домработница отправилась за покупками. Рядом не оказалось никого, кто мог бы сказать мне: «Парень, молчание – золото». Поэтому я заявил:

– Сейчас вечер! Занятия только завтра утром.

Маменька вмиг разозлилась:

– Завтра? Неужели надеешься столь глупо обмануть меня? Я только что проснулась! Время…

Маменька посмотрела на часы, которые висели на стене, и договорила:

– Семь двадцать. Ужас! Видишь, до чего мать своими капризами довел? Проснулась ни свет ни заря, нервы из-за тебя разорваны.

Нет бы мне промолчать, но я почему-то начал спорить. Что подтолкнуло меня к столь опрометчивому поведению? Ответа нет. Мне не следовало говорить следующую фразу, но я ее произнес вслух:

– Не семь. Девятнадцать двадцать!

Маменька ткнула пальцем в сторону часов.

– Не умничай. Нет тут цифры, о которой ты говоришь. А вот семь вижу! Немедленно шагай на занятия!

Я попытался разъяснить маменьке, что на циферблате, как правило, стоят отметки от единицы до двенадцати, но в сутках двадцать четыре часа. А ей кажется, что сейчас семь утра, потому что она заснула после обеда…

Маменька открыла дверь, вытолкнула меня на лестничную клетку, потом вышвырнула мне вслед портфель.

– Шагом марш на занятия, лентяй!

Пришлось подняться на этаж выше, сесть на подоконник и ждать, когда вернется Нюша, она же Тася. Стыдно признаться, но до сих пор не знаю, что написано в паспорте у домработницы. Маменька называет ее по-разному, а помощница по хозяйству не обижается, у нее на редкость спокойный характер.

Как-то раз, в детстве, я все же осведомился:

– Как правильно к тебе обращаться?

– Без разницы, – отмахнулась горничная, – хоть пирогом обзови, только в печь не сажай. Тася-Нюша! Нюша-Тася!

Неизвестен мне и ее возраст. В детстве она казалась пожилой, но чем старше становлюсь я, тем моложе кажется Тася-Нюша. Вероятно, она начала служить в нашем доме совсем юной. Если Нюшу, то есть Тасю, кто-то спрашивает: «Сколько вам лет?» – она не удивляется бестактному вопросу, у нее заготовлен хороший ответ: «Я старше хозяйки. Она молодая, меня уже пылью присыпало». А истинный возраст маменьки – тайна за семью печатями. Да и зачем кому-либо его знать? Ей всегда тридцать!

Что случилось, когда Тася вернула меня в квартиру? Маменька вновь негодовала:

– Вава! Где ты шлялся после уроков? Почему не вернулся в пять вечера домой?

Она выпила свой кофе, ее память частично ожила, и она поняла, что на дворе вечер. Но то, как она выпихнула меня на лестницу, осталось забытым, или маменька просто не захотела признать свою ошибку.

Глава десятая

Эдуард тем временем продолжал говорить:

– Ив, дорогой, пожалуйста, давайте сегодня проведем примерку. Я целиком и полностью завишу от госпожи Адилье. Ваша матушка – владелица бренда «Николетта», он создан на ее деньги, а я всего лишь кутюрье на побегушках.

– Ясно, – вздохнул я.

– Без средств в фешен-мире делать нечего, – прошептал Эдуард. – Модельеру следует прибиться к кому-то с финансами. Очень рад, что госпожа Адилье обратила внимание именно на меня!

Я молча слушал парня. Да, на данном этапе маменька – создатель одежды. Но зачем ей понадобился я? Захоти она лет десять назад изображать из себя Диора, Шанель и Дольче с Габбаной в одной упаковке, ничего путного не вышло бы. Тогда у нее денег не было, все ее расходы лежали на моих плечах. Увы, я не член «золотой десятки» «Форбс». Очередное суаре маменьки пробивало зияющую брешь в моем бюджете. Но потом она вышла замуж за Владимира. Тот богат, радостно поддерживает жену во всех ее начинаниях.

– Ив, вы устали? – заботливо осведомился Эдик.

– Нет, – ответил я, – просто удивлен, каким образом, получив недавно размеры, вы успели сшить костюмы.

– Они давно сделаны, – признался мой собеседник. – Размеры потребовались, чтобы понять, подойдут ли вещи вам. Только не говорите госпоже Адилье, что знаете правду. По условиям контракта не имею права никому сообщать, что все сам делаю. Николетта – мой единственный шанс выплыть на поверхность. Ох! Очень трудно объяснить, но попытаюсь.

В мои уши начал загружаться рассказ. Эдуард в детские годы шил костюмы для кукол сестры. Когда мальчику исполнилось двенадцать лет, он увидел, что Людмила, его соседка по парте, горько рыдает во дворе. Эдика и Милу не связывала дружба. У школьницы были богатые родители, а у мальчика – только бабушка, которая его воспитывала, так как родители рано умерли. Людмила терпеть не могла его. Она вечно придиралась к подростку, обзывала нищим, врала всем, что отец и мать Эдика алкоголики, которых посадили в тюрьму. Трубин – это настоящая фамилия Эдуарда – никак не реагировал на военные действия, не отвечал Люде, чем только еще сильнее злил девочку. Так вот, подросток увидел, что она заливается слезами, подошел и спросил:

– Что случилось?

Вредная девица неожиданно пошла на контакт. Она вытянула ногу.

– Понимаешь?

– Нет, – ответил Трубин.

– Идиот! – вскипела Людмила. – Пряжка отлетела, каблук сломала.

– А-а-а, – протянул Эдик. – Моя бабушка говорит: «Если все живы, то с остальным справиться можно».

– Они новые, – всхлипнула Мила, – очень дорогие! А я их испортила.

– Попроси маму, другие купит, – пожал плечами сосед.

– Дурак, – еще сильнее зарыдала девочка. – Родители вчера улетели на неделю отдыхать. Мне запретили трогать вещи мамы! Но я взяла юбку и разорвала! А теперь обувь никуда не годится! Сидеть мне летом в Москве. Мать предупредила: «Узнаю, что без разрешения шаришь в моей гардеробной, – забудь про наш дом во Франции. Останешься с гувернанткой в родном городе».

– Дай туфельку, – попросил Эдик, повертел в руках пострадавшую лодочку и улыбнулся: – Починю ее. И юбку неси!

– Ты сможешь? – прошептала Людмила.

– Очень постараюсь.

Дней через десять в квартиру бабушки Эдика позвонила женщина, назвалась Валентиной Петровной, мамой Людмилы, вынула из сумки туфли, спросила:

– Ты отремонтировал?

Услыхав утвердительный ответ, сказала:

– Завтра познакомлю тебя с настоящим мастером, ему требуется помощник. Он тебя возьмет, начнешь по вечерам работать, деньги получать.

После девятого класса Эдик поступил в колледж, где учили модельеров, потом мать