Хроники Империи Ужаса. Крепость во тьме - Глен Кук

Насеф бросил на Эль-Мюрида полный яда взгляд.

«Почему, – подумал Радетик, – Насеф не сказал ни слова в их защиту?» Какую игру он вел? И собственно, какую игру вел сейчас Эль-Мюрид? Похоже, он был полностью готов к дальнейшим унижениям.

– Суд Девяти приказывает привести приговор в исполнение немедленно. – Это никого не удивило – как еще запретить Эль-Мюриду говорить? – По прошествии часа королевские шерифы получат приказ схватить любого из объявленных вне закона или их родственников, обнаруженных в любых запретных для них пределах.

– Это уже чересчур, – пробормотал Мегелин.

Фуад снова ткнул его в бок.

Редко бывает, чтобы поворотный пункт в истории удалось привязать к вполне конкретной минуте, но Радетик понял, что именно сейчас эта минута настала. Толпа перепуганных людей пыталась отчаянно защититься от того, кого они ненавидели. Они пытались лишить Эль-Мюрида драгоценной возможности и неотчуждаемого права крестить ребенка в Святейших храмах Мразкима во время Дишархуна. Эль-Мюрид уже объявил, что посвятит дочь Господу в Машад, последний и важнейший Священный день. Радетику не требовалось быть магом, чтобы предсказать долговременные последствия. Даже самый кроткий из рожденных в пустыне почувствовал бы себя обязанным ответить.

Позже последователи Эль-Мюрида заявят, что именно в эту минуту мрачная реальность наконец прорвалась сквозь завесу идеалов, не дававших юноше увидеть всю лживость мира. Радетик, однако, подозревал, что подобное откровение снизошло намного раньше. Юноша, похоже, втайне был доволен услышанным. И тем не менее он покраснел, и мышцы на шее напряглись.

– Видимо, такова воля Господня. Да позволит Всевышний своему Ученику когда-нибудь выйти из его немилости.

Он говорил тихо, но в словах его чувствовались угроза, обещание и провозглашение раскола. С этого мгновения Царству Мира предстояло вести войну с еретиками и врагами будущего.

Радетик чувствовал запах крови и дыма, доносившийся из грядущих лет. Он не мог понять, почему враги Эль-Мюрида не в силах осознать того, что они совершили. Будучи старым циником, он пристально наблюдал за Эль-Мюридом. Несмотря на неподдельный гнев юноши, видно было, что именно этого тот и ожидал. Заметил он и едва сдерживаемое веселье во взгляде Насефа.

Эль-Мюрид послушно покинул Аль-Ремиш, но Мерьем распространила слух, что ее дочь не будет носить никакого имени, пока не получит его перед самими Храмами Мразкима.

– Женщины пытаются угрожать? – рассмеялся Фуад, когда об этом услышал. – Скорее верблюды станут летать, чем она снова увидит Аль-Ремиш.

Юсиф не был в этом столь уверен. От постоянного ворчания Мегелина в голову лезли разные мысли, и Юсифу они не нравились.

Беспорядки начались еще до того, как осела пыль на дороге, по которой уехал Эль-Мюрид. Погибли более сотни паломников. Еще до конца Дишархуна сторонники Эль-Мюрида осквернили стены Храмов.

Юсиф и Фуад пребывали в недоумении.

– Началось, – сказал Мегелин Юсифу. – Вам следовало их убить. Тогда на этой неделе все бы закончилось, а через год о нем бы забыли.

Несмотря на свои прежние слова об излишней эмоциональности его народа, Юсифа, похоже, ошеломили действия последователей Ученика. Он не мог понять, как его могут ненавидеть те, кто вообще его не знал. Такова человеческая трагедия – люди ненавидят, не пытаясь понять и не в силах понять, почему ненавидят.

Позже на той же неделе Радетик предупредил его:

– За всем этим стоит некий план. Они предвидели твои действия. Ты заметил, что никто из них на самом деле не пытался защищаться? Особенно Насеф? За все время суда он не произнес ни слова. Думаю, ты создал парочку мучеников, и, полагаю, именно этого они и хотели.

– Слышишь, Гарун? – спросил валиг, не отпускавший мальчика от себя. На улицах хватало желающих заполучить его в свои руки. – Насеф опасен.

– Беспорядки будут распространяться дальше, – предрек Радетик. – Бедные начнут выступать против богатых. Простонародье, ремесленники и торговцы – против священнослужителей и знати. – (Юсиф удивленно на него посмотрел.) – Может, я и не разбираюсь в вере, Юсиф. Но я разбираюсь в политике, интересах правящих кругов и обещаниях завтрашнего дня.

– Что они могут сделать? – бросил Фуад. – Горстка объявленных вне закона? Рассеянные повсюду приверженцы Маленького Дьявола? Мы можем выследить их всех, словно раненых шакалов.

– Боюсь, Мегелин прав, Фуад. Думаю, Абуд перестарался. Он лишил их гордости, а такого не стерпит ни один мужчина. Ему нужно каким-то образом сохранить лицо. Мы выгнали их прочь, словно побитых собак, и они обязательно будут огрызаться. По крайней мере, Насеф уж точно. Самолюбия ему не занимать. Подумай – что бы ты стал делать, если бы так же поступили с тобой?

– Понятно, – без долгих раздумий ответил Фуад.

– Думаю, мессии склонны пользоваться любой возможностью, – добавил Радетик. – Они воспринимают нанесенное им оскорбление как свидетельство своей правоты. Мне начинает казаться, что джихад, который проповедует Эль-Мюрид, – некая метафора, а не настоящие кровь и смерть. Не так, как это выглядит с точки зрения Насефа.

– И все же, – заметил Фуад, – нам достаточно их попросту убить, если они начнут что-то затевать.

– Что касается Насефа, в этом можно не сомневаться, – ответил Юсиф. – Нам нужно лишь оценить его силы и предвидеть действия. И естественно, попытаться его убить. Но я нутром чую, что он нам этого не позволит. Сегодня вечером у меня аудиенция у Абуда. Пожалуй, стоит его припугнуть.

Король, к несчастью, разделял мнение Фуада. Для него вопрос об Эль-Мюриде был закрыт.

Юсиф и Радетик не таили беспокойства и все же оказались не менее ошеломлены, когда обрушился удар.

Даже они серьезно недооценивали Насефа.

Двадцать три воина, на плечах которых оседал снег, брели сквозь метель. На усах застывал лед. Впереди возвышались сосны, но здесь их окружали древние дубы, подобно присевшим на корточки рогатым лесным великанам с шишковатой кожей, мечтающим о крови и огне. Снег укрывал жертвенный камень, где жрецы старых богов вырывали сердца у вопящих девственниц. Двое юношей, Браги и Хаакен, поспешно прошли мимо, втянув голову в плечи.

Путники в полной тишине сражались с глубоким и мягким свежим снегом. Арктический ветер пронизывал ледяными кинжалами даже самую толстую одежду.

У Браги и Хаакена только что начала расти редкая борода. Волосы некоторых их спутников уже побелели как снег. У Гаральда Половины не было руки, которая могла бы нести щит. Но голову каждого украшал рогатый шлем. Все они были воинами – и старые, и молодые.