Прайд. Кольцо призрака - Олег Попович

– Как дела, Стефан Иванович? Печатают?

– Предлагают экранизировать, – сонно пробормотал Стефан Иванович, откинулся в кресле.

– Новый сериал, – влюбленно добавила Мадам.

– Знаете, Женя, главное – обрести деталь. Чтоб свежо и неизбито, – с трудом приподнял слоновые веки Стефан Иванович. – Как вам: «Смерть в аквариуме»? Ничего? Звучит?

– Ну что вы, Стефан Иванович, это нечто! – Женька откровенно лебезил, подольщался, но скорее для виду. Очистил креветку, с наслаждением выпил рюмку.

Стефан Иванович самодовольно усмехнулся:

– Какова находка? Вроде бы мелочь, а держит всю историю. Комарик! Насосался крови убийцы. – Стефан Иванович взглянул на Мадам: слушает ли? Та замерла, глядя на него с улыбкой умиления и преданности. – Органы ловят его. Комара имею в виду. Комарика на экспертизу. Если группа крови совпадает, убийство доказано. А сожрала-то акула. Нетривиально, а?

– Стешенька мой…

Мадам с нежностью провела по лысине старика. Ирине показалось, что ладонь ее окрасилась чем-то бледно-розовым.

– Молодая, – вздохнул Стефан Иванович, не отводя от нее глаз. На мгновение оба они забыли об окружающих, тихо нежась в процеженном сквозь белый шелк позолоченном теплом свете.

– Классика! Ничего не скажешь! – Женька нетерпеливо напомнил о себе. – Иришка, а ты что приуныла? Не вешай нос. Ты у нас девочка что надо!

– Уже рассказывал, – коротко напомнила Мадам.

– Ну да, я-то думал, ты из этих… недоразвитых. – Женька упрямо хотел удержать внимание Мадам, оторвать ее взгляд от раскисшего в кресле старика. – Помнишь день рождения?

Ирина в недоумении и тоске уставилась на него.

– Какой день рождения? – запнувшись, спросила Ирина, заранее опасаясь и предчувствуя недоброе.

– Твой, твой! Чей еще? – Женька утробно хохотнул. – Пашка свечи зажег. Коньяк пьем. Отрава. Пашка кричит: «Иришка, кофе неси!» Нет, была картина! Потянет на Рембрандта. Ты выходишь с подносом. Скромненько так, глазки опустила. А сама голая. Без ничего. Только туфельки на каблуке. Были туфельки? – придирчиво спросил он. – Пашка прямо зашелся от гордости.

Мадам загадочно улыбнулась. Одобряюще. Снисходительно.

«Значит, так оно и было. Я думала, Пашка просто голову мне морочит, дразнит, дурачит. Ничего не помню. Ужас».

Ирина невольно вжалась в кресло, стиснула колени. Почувствовала враждебную упругость пружин, выталкивающих ее из плюшевой мякоти.

– Нет, тут много чего надо, – задумчиво протянул Женька, щуря глаза. – Главное – естественность. Такт. Конечно, артистизм. Элегантность, чтоб не впасть в пошлятину. Уважаю.

Ирина уже с откровенной мольбой посмотрела на Мадам.

– Мне с тобой поговорить надо.

– Конечно, киска. Только сегодня не выйдет. – Мадам бросила взгляд на часы, золотой змейкой обхватившие белое запястье, и Женьке: – Подкинешь меня?

Тот кивнул, глядя на Мадам как на нечто вожделенно лакомое, съедобное. Откусить кусочек…

– Уж, пожалуйста, Женечка, – устало попросил Стефан Иванович. – Не люблю, когда она одна по улицам…

– Может, по дороге к Лолитке заскочим? – осторожно шепнул Женька. Он запустил взгляд в глубокий вырез на груди Мадам. Блестящий шелк раздвинулся под его взглядом. Из влажной ямки на миг, расправляя нежные лепестки, появился туманный цветок.

Мадам стеклянной трубочкой легко тронула шею и мочки ушей. Комнату заполнил сладкий густой аромат.

– Смеешься? Такая грязища. И еще этот ее Вовчик. – По шелковому лицу Мадам рябью прошло отвращение.

Мадам откормленной белкой скок-скок принялась собирать круглые мелочи в кожаную сумку. Пудреница, какие-то флаконы.

– Не знаю, не знаю… Нет, нет… – лепетала она, вместе с тем что-то обещая, дразня. – Опаздываю. Пора. Стешенька родной, ты тут без меня не скучай. Таблетки на тумбочке. Термос. Сырники.

– Все равно не усну, пока не вернешься, – плаксиво протянул Стефан Иванович, пытаясь проследить взглядом за ее упругими прыжками.

– Родной… – Мадам двумя руками приподняла лицо Стефана Ивановича, складки кожи просочились между ее пальцев, наклонилась, с непритворной нежностью поцеловала.

– Будь умным, золотце. Ничего не забудь!

Стефан Иванович всё глубже оседал в кресле, теряя очертания, голова ушла в плечи. Веки растеклись по лицу. Вдруг один глаз приоткрылся, даже не глаз, а глазок, но взгляд его был неожиданно пронзителен и лукав.

– Как ее? Ах да, Алла Семеновна. Как же, как же. Красивая женщина. Говорят, убили. Вот жалость-то, а, Ириночка? Последнюю новость слышали? Тело-то все-таки нашли. Местные жители на краю лесного пожара. А вы и не знали? Что с вами, Ириночка? Молчу, молчу, никаких подробностей. Что-то вы побледнели.

– Нашли? – с интересом подхватила Мадам. Распахнула глаза, приоткрыла лакированные губы, с привычным восхищением глядя на Стефана Ивановича. – Стеша мой всё-всё знает. Ему оттуда звонят. Начальство. А мне прямо в лицо так и говорят: муж ваш – классик! Мы его до дыр зачитали. Да, Стешенька?

Стефан Иванович протяжно вздохнул. Вздох прошел сквозь него, возникнув где-то внизу под креслом, а может, даже под полом, еще глубже.

– Лучше бы я не напоминал вам об этой трагедии, Ириночка, вижу, только огорчил вас. Вы ведь, кажется, с ней подруги? С Аллой Семеновной, я имею в виду? А? Каковы глаза? Бархат. Тело нашли полуобгоревшее, на шее затянута гитарная струна. Что интересно, затянуть ее мог бы и ребенок. Нет, лучше об этом не думать. Молчу, молчу. Заболтался. Я, собственно, о другом. Женская дружба. Этот милый шепот, лепет, тайные, сладкие секреты. Ночью прибежит, если надо, не побоится. Столько жертвенности, заботы. Но когда дело доходит до дележа добычи!.. О, тут все меняется. Не зовите бесов! Они придут! Собственница. Не тронь, мое. Это в крови. Знаю одну прелестную женщину. К тому же умница. Так она из-за сущего пустяка, из-за ревности, что ли, раздобыла где-то… Однако, вижу, вы торопитесь. – Стефан Иванович вздохнул с сожалением, не доведя до конца занимавший его рассказ. Впрочем, Ирина стояла застыв неподвижно, это Мадам с Женькой обнялись, переплелись руками в дверях и Мадам, смеясь, отталкивала его.

Мадам радостно залепетала:

– Ну, теперь всё! Из Москвы, из Москвы! На дачу! Спасибо Шурочке.

Ирина удивленно спросила:

– За что?

– Как же, киска моя? Я ведь тебе говорила, она нас спасла с этим Новым Иерусалимом.

Потом, не звякнув, не стукнув, они с Женькой мгновенно исчезли.

Ирина очутилась одна на лестнице. Снизу гулко донесся отзвук голубиного смеха Мадам. Хлопнула дверь подъезда.

Ирина ухватилась за перила, с трудом удерживаясь от желания сесть на ступеньку.

«Нашли тело. Значит, правда ее убили. Николай Андреевич темнит что-то. Нет, он уже тогда знал, что нашли. Молчал из хитрости. Строит западни, ловушки, чтоб я нечаянно выдала себя, проболталась. Так, случайно. Нет, не я же ее… Я сошла с ума. Крыша от жары плавится. Теперь всюду мерещатся подвохи, хитрые ходы. Кажется, все на меня глядят с намеком, подозрением.