Столица для поводыря - Андрей Дай

Что делать? Работать, блин! Нет таких преград, которые нельзя преодолеть, если действительно этого захотеть. Чиновники воруют? Так идите смените их. Административный аппарат империи испытывает постоянный дефицит образованных сотрудников. Ну, может быть, кроме столичных губерний. Так а в провинции что, не воруют?

Законы несправедливы? Предложите лучше! Народ беден? Голодает? Вы пытались разобраться – почему? Земли мало? Урожаи низкие? А новые сорта выводить кто должен? Другие культуры внедрять? Или лень? Самого главного обвинять гораздо проще, не так ли? Проще бухтеть по кухням, что всюду грязь, чем пойти и убрать.

У меня в Томске… в том, другом, который на сто пятьдесят лет вперед, был один, скажем так, бизнесмен, не стану имя с фамилией называть. Банк у него свой имелся, и малая часть нефти в нефтяной трубе ему же принадлежала. Дом – полная чаша. Дети в лучших университетах мира. Казалось бы, живи и радуйся. А он вдруг строительством занялся. Причем как-то неправильно. Подозрительно. Строил целыми микрорайонами. Сразу магазины, детские сады и школы рядом размещал. Цветы везде, детские площадки, спортивный центр и удобные обширные парковки. Красота! Только квартиры в его домах почему-то всегда дешевле, чем у остальных застройщиков, были. Естественно, жилье в его домах как горячие пирожки расхватывали. А этот мерзавец честно показывал в отчетности убытки. Глумился над налоговыми инспекторами, гад. Те в суд подавали, аудиторские проверки устраивали – ему все нипочем. Говорит – мои деньги, что хочу, то и делаю! Хочу дома дешевле себестоимости продавать и буду. И нет закона, это запрещающего! Точка!

А еще одним его увлечением была охота. Так и познакомились. Можно сказать, что и подружились. Хотя у таких, как мы с ним, людей друзей быть не могло по определению. Ну как-то сошлись…

Вот я его однажды и спросил. Что это, мол, ты шум на пустом месте поднимаешь? Зачем тебе все это? А он… Мы уже по паре-тройке рюмок пропустили к тому времени, на философию потянуло. Он и отвечает. Знаешь, говорит, понял вдруг, что устал от этого бардака вокруг. Гляну, мол, и сердце сжимается. В чудесном же месте живем. Природа какая вокруг, люди хорошие! А нас за бугром грязными безрукими ленивыми пьянчужками считают. Вот и решил, говорит, хоть немного, хоть маленький кусочек Родины в нормальный вид привести. В то, как это должно было бы быть. А вдруг! Вдруг кто-то еще присоединится. Свой кусочек приберет. Со временем и вся страна такая станет…

Я его тогда не понял. Посмеялся даже. Подумал, что он какой-то хитрый способ зарабатывания денег придумал, а от меня высокопарными словами попросту отговаривается. Вот его бы с тем Чернышевским познакомить. Интересно было бы послушать их спор…

Сейчас-то я его, моего друга из будущего, очень хорошо понимаю. Сам нечто подобное затеваю, только в других масштабах. И если он делал свое благое дело втихаря, молчком, то я стану об этом орать на всех перекрестках. Чтобы слова мои дубиной по голове лупили. Чтобы стоило одному шепнуть, мол, царь во всем виноват, как ему пятеро отвечали бы в полный голос: «Иди работай!»

К Варшавскому мосту через Обводной канал я подошел, уже все для себя решив. И от этого успокоившись. Или скорее – смирившись. Обида больше не застилала глаза, и я мог любоваться отменно украшенными улицами, блестящими гвардейцами и миловидными дамочками в ретроплатьях.

За спинами было не разглядеть, но у выхода из вокзала наверняка что-то случилось. Люди заволновались, толпа качнулась, как амеба, приготовившаяся к нападению, бравые солдатики втянули животы. Вдоль оцепления, проверяя, все ли в порядке, побежали унтера. И уже очень скоро, пару минут спустя, в оставленном для проезда коридоре появились головные всадники какого-то лейб-кавалерийского полка. Перестань Герочка обижаться – вылез бы из своего укрытия и тут же определил по мундирам, к какому именно полку принадлежали всадники. Хотя, честно говоря, мне все равно.

Какой-то красномордый дядька так гаркнул «ура!» над ухом, что я аж немного оглох…

Наконец показалась запряженная шестеркой лошадей открытая шикарная карета. Экипаж, несмотря на позолоту и многочисленные непонятного назначения финтифлюшки, выглядел так стильно и так эффектно демонстрировал власть, мощь и богатство хозяина, что у наших… у правителей из двадцать первого века челюсть бы от зависти свело. Конечно, в нем ехали Александр Второй с супругой. К вящему моему удивлению, третьей в салоне оказалась великая княгиня Елена Павловна. Она сидела напротив царственной четы.

Вторую карету, чуть менее помпезную, занимали цесаревич Николай и датская принцесса. В третьей я ожидал увидеть остальных детей царя, но в ней ехали принц Ольденбургский и великий князь Константин Николаевич. Александр и, судя по мундиру капитана Преображенского полка, Владимир Александровичи были в четвертой. Еще один молодой человек в этой карете был ни мне, ни Герману не знаком. Но, судя по вытянутому породистому лицу, это Николай Константинович, сын великого князя. На это указывало еще и то, что ему в силу статуса пришлось, как и Елене Павловне, ехать спиной вперед. Да к тому же делить диван с седовласым, увешанным, как новогодняя елка, орденами улыбчивым господином.

Народ вопил! Беззвучно, для меня оглохшего, открывались рты, выпучивались от усердия глаза. Дети размахивали флажками. Ветер рвал огромные штандарты на флагштоках вокзала. Я чувствовал себя так, словно находился внутри фантастичного, огромного 3D-кинофильма. Причем все вокруг – актеры и лишь я один – зритель.

Каково же было мое удивление, когда экипаж с младшими детьми государя, нарушая все правила… и традиции, что ли, вдруг стал усиленно тормозить. Орденоносец перестал улыбаться, нагнулся вперед и что-то выговаривал Владимиру. А шкафообразный Александр поднялся во весь свой баскетбольный рост и смотрел – о господи! – прямо на меня!

Лошади уже едва-едва переставляли ноги, когда Саша, словно утлую лодчонку качнув огромную карету, легко спрыгнул на устланную коврами мостовую и, порозовев от небывалого нахальства, упрямо набычившись, пошел ко мне.

– Пропустите его! – легко перекрывая шум, крикнул царевич офицеру оцепления. Даже мои бедные уши пропустили этот глас иерихонских труб! – Ну же! Герман! Герман Густавович! Идемте же скорее к нам!

Вот представьте, каково мне было бы отказаться? Мало того что не подчиниться прямому приказу члена императорской семьи, так еще и просто не откликнуться на зов хорошего человека. Не думаю, что Александра похвалят за этот демонстративный жест. Скорее наоборот. А если бы еще я сделал вид, что слеп и глух…

Пришлось под далекими от дружелюбных взглядами придворных, которым оставалось только молча мерзнуть в своих открытых зиме экипажах, выбираться из-за спин обывателей и лезть вслед за Бульдожкой.

– Догадываюсь, Герман Густавович, что вы не собирались вместе со всеми ехать в Царское, – констатировал второй сын царя, когда экипаж тронулся с места. – Это представляется мне бесчестным по отношению к вам.

– Боюсь, я не достоин такого к себе внимания вашего высочества. – Какое счастье, что слух практически полностью вернулся. Читать по губам я не умею. – Право, не стоило так беспокоиться!