Фея придёт под новый год - Ната Лакомка

— Глупая Джина, ты ему обязательно поверишь, — пробормотала я, захлопывая книгу.

Мне стало горько от мысли, что Ванеса читает подобную ложь. А ведь я тоже читала такие романы… в её возрасте. И тоже мечтала и верила, что однажды появится какой-нибудь господин Краснеющий-бледнеющий и падет на колени, признаваясь мне в любви.

Глупые и опасные мечты. И тех, кто пишет подобные романы, надо штрафовать самыми высокими штрафами. За бессовестный и заведомый обман.

Отправив книгу обратно под подушку, я нахмурилась и продолжила уборку, так выколачивая подушки, словно они были тем самым автором «Превратностей любви».

Дверь распахнулась, и в комнату влетела Ванесса. Увидев меня, она презрительно скривила пухлые губки и коротко приказала:

— Пошла вон!

— Прошу прощения, я ещё не закончила уборку… — начала я, но девушка не дала мне договорить.

— Меня не волнует, что ты там не закончила! — заявила она и очень убедительно топнула при этом. — Я желаю побыть одна! Забирай свои вонючие тряпки и убирайся!

Я не сказала больше ни слова — забрала метлу, тряпки и ведро и вышла из комнаты.

— И из этого дома убирайся! — полетел мне вслед запоздалый вопль нежной девы, читающей любовные романы.

Дверь за моей спиной оглушительно хлопнула, я вздохнула и чуть не столкнулась с Эйбелом-Рэйбелом, который стоял возле лестницы, наблюдая за мной и весело при этом скалясь.

— Моя сестричка сегодня не в духе, — произнес он с лживым сочувствием и преградил мне дорогу, когда я хотела его обойти. — Она терпеть не может капусту. Всегда злится, когда её подают. Но я никогда не злюсь. И ты можешь убираться в моей комнате, сколько хочешь. Хоть целый день и… — он наклонился ко мне и таинственно понизил голос: — и целую ночь.

— Достаточно двадцати минут, мастер Эйбел, — сдержанно ответила я, поборов желание ткнуть мокрой тряпкой ему в нос, как обнаглевшему щенку. — Не беспокойтесь, я очень быстро уберу в комнате для мальчиков.

Я угадала — ему это не понравилось.

— Вообще-то, я — далеко не мальчик, — заявил он, не скрывая раздражения. — И если ты сомневаешься…

Договорить он не успел, потому что мимо нас прошел, стуча башмаками, Нейтон. Он смерил меня и Эйбела презрительным взглядом и сказал:

— Она ещё и дня тут не пробыла, а ты уже готов задрать ей подол.

— Завидуй молча, — заявил, ничуть не смутившись, Эйбел.

— Я иду в контору, — ответил Нейтон с холодным бешенством. — А ты можешь оставаться дома, любезничать со служанками. Я так и скажу отцу, когда он спросит, чем ты занимался в его отсутствие.

— Попробуй сказать только слово, малыш, — лениво ответил Эйбел, хитро посматривая на меня.

— С вашего позволения, — я не стала слушать, чем закончится беседа двух любящих братцев, и пошла вниз по лестнице, чтобы сменить воду.

Набрав ведро, я поднялась обратно на второй этаж, заранее предвидя, как завтра будут гудеть ноги, уже привыкшие к праздности. Что ж, это пройдет. В детстве я бегала наравне с братьями — и не знала усталости. Могла тогда — смогу и сейчас.

По понятным причинам я выбрала детскую, оставив комнату мальчиков напоследок. Мне требовалось набраться сил и успокоиться, прежде чем снова столкнуться с непристойными насмешками Эйбела, откровенным презрением Нейтона и… что там ещё устроит третий брат — Огастин.

В детской на полу был постлан пестрый ковер с толстым и пушистым ворсом. На ковре валялись игрушки — куклы, крохотные чайные чашечки, изящные коляски, запряженные деревянными лошадками. Я собрала игрушки в корзину и задумалась, глядя на ковер. Раньше мне никогда не приходилось их чистить, и я не знала, как это делается. В доме моих родителей такой роскоши не водилось, а попав в дом графа Слейтера, я никогда не занималась уборкой.

Чем же его?..

Метлой? Или тряпкой?..

Но разве его можно мочить?

Надо спросить у Джоджо. А если она расскажет хозяевам, что я даже не умею чистить ковры? Время шло, а я стояла перед этим пестрым монстром и не знала, на что решиться.

— На что ты смотришь? — услышала я за спиной голос Черити, и чуть не подпрыгнула от неожиданности.

Девочка вылезла из-за полога на кроватке и теперь с холодным любопытством, совсем не по-детски, смотрела на меня. На ней была ночная рубашка, и русые локоны, ещё не убранные в прическу, рассыпались по плечам, обрамляя милое кукольное личико.

— Любуюсь твоими игрушками, — нашлась я с ответом. — А почему ты здесь? Ты не завтракала?

— Сказала, что плохо себя чувствую, — она сморщила курносый нос. — Сегодня среда. А по средам всегда кормят этой ужасной капустой. Терпеть не могу капусту. И мама ее тоже не могла терпеть. И Ванесса не любит.

— Капуста полезна…

— Вот сама её и ешь, — Черити высокомерно посмотрела на меня. — Лилибет. Так зовут кошку моей подруги. У тебя имя, как у кошки.

— Мое имя — Элизабет, — мягко поправила я её, протирая подоконник и стол, решив оставить ковер до лучших времен. — Это означает «Божья клятва». Красивое и древнее имя. Так звали праведную мать пророка Иоанна.

Девочка поджала губы, но спорить против святого имени не осмелилась.

Пока я застилала вторую постель и мыла пол, Черити следила за мной с зоркостью коршуна. Я так и не осмелилась приступить при ней к чистке ковра, понадеявшись, что разберусь с ним позже.

— Доброго дня, — пожелала я девочке, выходя из комнаты.

Черити что-то проворчала, и я была почти уверена, что она произнесла «Лилибет».

— Идёшь к нам? — позвал меня Эйбел.

Оказывается, он стоял в коридоре, поджидая меня.

Я строго посмотрела на высокого парня, который подпирал стену, скрестив на груди руки, и сказала очень спокойно:

— Сначала уберу комнату вашего отца, если позволите. Мастер.

— Эх, какая… — прищелкнул он языком. — Хорошо, позволяю.

— Благодарю, — я сделала книксен и прошла мимо Эйбела в комнату господина де Синда.

Неужели, этот противный мальчишка будет дальше караулить меня? И не такой уж он мальчишка…

Я поставила ведро и огляделась.

Комната хозяина дома не отличалась роскошью. Кровать и сундук в углу — вот и всё убранство. Ковров на полу не было, кровать без полога, на стене висит темно-синий камзол с серебряным галуном и дутыми серебряными пуговицами. Бережливый де Синд бережлив во всем? Хорошо, если его бережливость не нашепчет платить мне нищенское жалование.

В комнате пахло солью и водорослями — я ощущала этот запах на протяжении двух недель и безошибочно его узнала. Всё тут было пропитано запахом моря. Даже камзол — по виду новый, словно его ни разу не надевали — пропах морем насквозь.