Наследники Скорби - Алена Харитонова

А что в итог? Зря пыжился, за бока себя щипал, сон прогоняя. Лесана вон встала да из избы вышла. С мечом вместе! Вот куда ее Встрешник понес?

Мальчишка тихонько поднялся следом. И половицы тут же предательски заскрипели. Руська тихо выругался. Как же она так прошла, что звука не раздалось? По воздуху, что ль, летела? А он, хоть в родной избе девять лет живет, загрохотал, будто на телеге проехал.

— Ты куда собрался? — сонно спросила из-за занавески мать.

— До ветра, — буркнул сын.

— Ведро в сенях, под лавкой стоит, — пробормотала Млада, поворачиваясь на другой бок.

Руська, уже не таясь, шмыгнул в сени.

И все-таки, взявшись за ручку двери, он засомневался. Страшно… Вдруг дверь отворишь, а там волколак глазами горящими из кустов смотрит? Сестра хоть и говорила, что резы на воротах и тыне надежные, но все равно боязно. Мать не раз пугала рассказами о том, как Зорянку кровососы утащили, а ведь всего до соседнего двора бежала в потемках. И ночь-то еще не настала тогда.

Однако любопытство пересилило страх. Руська утешил себя тем, что в деревне, как никак, настоящий вой из Цитадели, а значит, бояться нечего. Поэтому мальчишка высунул нос из избы, огляделся и прислушался. Острые зубы не клацают, голодного рычания не слыхать. Только соловьи заливаются да деревья шумят.

— Куда ж ты подевалась-то? — приплясывая от ночной прохлады, прошептал Руська и пошлепал босыми ногами по росе. — Упыри что ль утащили во Встрешниковы Хляби?

Сестру он нашел спящей возле дедовой яблони. Старое дерево давно не плодоносило, но в память об отце батя не хотел ее корчевать. Мол, Врон любил под ней сидеть. Тут и помер.

Лесана лежала на войлоке, накинув сверху отцовский тулуп, и сладко спала.

"Вот ведь вынесло ж ее, окаянную!" — рассердился братец. Дрыхнет — хоть бы что, а он трясись.

"Ежели бы не голова стриженая, сроду за воя не примешь, — думал Руська, разглядывая старшую Юрдоновну. — Девка как девка, только тощая".

Кинув вороватый взгляд на крепко спящую сродницу, мальчишка потянулся к заветному мечу. Ладные ножны, перехваченные крест-накрест толстыми ремнями, манили. Вот пальцы нерешительно коснулись широкой рукояти, оплетенной кожей, и… Вш-ш-ших! В горло вжалось что-то холодное. Острое. Русай замер, боясь шевельнуться.

Миг — и сестра сидит напротив, а на кончиках пальцев отведенной в сторону левой руки мерцает, переливаясь, синий огонек. Горит, но она не морщится. И в глазах ни отголоска сна. Будто притворялась. А другая рука вжимает закаленное лезвие боевого ножа в шею братца.

— Ты почто крадешься, как тать, а? — ровный голос Лесаны продрал до костей.

— Ме-е-еч посмотреть хотел… — заскулил мальчишка, чувствуя себя глупым и жалким.

— А спросить не мог? — рассердилась сестра. — Или гордый такой?

— Не-е-ет. Боялся.

— Кого? Меня? — удивилась она.

— Что откажешь, боялся, — Руська готов был разреветься от страха и стыда.

— Что ж я, злыдня лютая — брату родному не дать на меч поглазеть? — удивилась девушка.

После этих ее слов Русай не выдержал и бесславно разревелся, ерзая коленками по холодной земле. Так совестно сделалось!

— Ну… будет… будет… — обережница ласково обняла его острые плечи. — Вдругорядь не будешь руки тянуть, куда не просят. Скажи спасибо, что только усовестила. В следующий раз выпорю, чтоб по ночам не шлялся. Иди, спать ложись, пока мать не хватилась.

Но он замотал головой и вцепился в жесткие сестрины бока:

— Можно с тобой останусь? — а в глазах столько надежды и страха — вдруг откажет?

— Оставайся, только тулуп весь на себя не стаскивай, а то прохладно, — улыбнулась Лесана.

Позже, прижимая к себе затихшего и сладко сопящего храбреца, сестра осторожно положила ладонь на узкую мальчишечью грудь. Пока еще слабый огнь горел там, теплился, невидимый глазу, но в будущем грозил разгореться в пламя:

— Хватит и одного Осененного в доме, — горько вздохнув, Лесана затворила едва начавшую теплиться жилу.

* * *

На следующий день Остриковичи собирались в дом к старосте. Елька отчаянно стеснялась забытой и чужой сестры, а потому старалась на глаза ей не попадаться, все пряталась за мать или Стояну, да смущенно теребила кончик косы. Руська в новой рубахе и портах, но с отчаянно красными, выдранными за ночевку в саду ушами, вид все одно имел важный. Уши что — заживут! А вот как он окрестным мальчатам расскажет про то, что меч сестрин в руках держал да спал ночью в саду… от зависти все удавятся!

И только Млада, глядя, как старшая дочь натягивает через голову черную кожаную верхницу, вздохнула и полезла в сундук:

— Дитятко, на вот, надень, тебе вышивала. Думала, приедешь, порадуешься, — и мать неловко протянула обережнице расшитую по вороту и рукавам праздничную рубаху.

— Спасибо, — прошептала Лесана, разглядывая нежданный подарок.

Рубаха была хороша, и той, прежней Лесане, пришлась бы в пору и к лицу. Но то — прежней. А нынешней в груди окажется велика, на плечах натянется, вдоль тела обвиснет. И примерять не надо.

Поэтому девушка только вздохнула и, как могла мягко, сказала матери:

— Стояне больше пойдет. Она в ней пригожая будет, не то что я.

Млада недовольно поджала губы, но спорить не стала.

Дом Неруна, как и всякого кузнеца, стоял на окраине деревни. Богатый, добротный. Столы хозяева накрыли во дворе. Семья Юрдона пришла последней. Оттого отец всю дорогу костерил Стояну, что долго косу плела да бусы перебирала. Лесана знала — Стояниной вины в задержке не было, родитель попросту отводил душу из-за того, что старшая дочь шла рядом в неподобающем платье, да еще и черная, как ворона.

Ступив на хозяйский двор, обережница внезапно растерялась. Куда ей идти? Отец пошел за стол к мужикам, мать поспешила к хозяйкам, что стояли у крыльца, готовые приносить-уносить снедь, сестра убежала к подругам, которые яркой нарядной стайкой сбились в стороне. Чуть поодаль сгрудились парни, стояли, будто сами по себе, но то и дело бросали вороватые взгляды на румяных девок.

С появлением Осененной разговоры смолкли. Соотчичи с любопытством рассматривали старшую дочь Юрдона и Млады.

Чувствуя на себе осуждающие взгляды женщин, неодобрительные — мужчин, стыдливые взоры девок и любопытные — парней, Лесана снова ощутила себя чужой. Никому не понятной.

— Млада, чего это она у тебя к мужам-то села? — тихо охнула старая Тёса.

— Ей можно, ратоборец она, — услышала Лесана виноватый голос матери.

Только опустившись на лавку рядом с Неруном, девушка поняла, что нарушила все заветы дедов. Не по обычаям было, чтоб мужчины с женщинами садились рядом. Вот только обережница давно не относила себя к женщинам. Да и привыкла есть за одним столом с мужиками и спать с ними же бок о бок.