Манускрипт ms 408 - Тьерри Можене

Рассказывая, старик приблизился к ящику из толстого стекла. Установленный на нем датчик показывал температуру и влажность воздуха.

— Смотрите, здесь у меня хранятся свитки папируса, найденные в Фивах. Они содержат тексты эпохи пятой династии. А там лежат византийские сочинения на пурпурном пергаменте.

Затем, сделав несколько шагов вдоль книжных полок, он с осторожностью взял в руки средневековый манускрипт.

— Посмотрите… Порой ночью, когда не спится, я беру эти страницы в руки и закрываю глаза. И тогда я угадываю дыхание того, кто когда-то писал эти строки в холоде аббатства. Мне даже кажется иногда, что я слышу, как скрипит гусиное перо монаха-писаря в тишине скрипториума.[18]

Томас Харви пробежал глазами страницы, которые хозяин вложил ему в руки. Он сразу же ощутил особый запах, исходящий от пергаментных листов, и долго оценивал качество чернил.

— В состав черной краски входит чернильный орешек, — сказал он, — а основа для красного цвета буквиц — киноварь.[19]

— Примите мои поздравления! Вижу, вы знаете в этом толк.

— Да, моя история странно напоминает вашу. Когда во второй половине XIX века в Нью-Йорке зародилась торговля редкими книгами, члены моей семьи были среди первых, кто этим заинтересовался. Я помню рассказы своего дедушки, который, будучи еще ребенком, впервые обнаружил книжный магазин Уильяма Гованса. Несколько сотен тысяч старинных произведений громоздились в огромном зале без окон — а никакого электричества в то время не было. Оказавшись внутри, он в вытянутой руке держал керосиновую лампу, освещая путь отцу, моему прадеду, который, спотыкаясь об упавшие на пол книги, часами пытался отыскать стоящее произведение. Потом эта страсть передавалась из поколения в поколение, чтобы перейти ко мне. Однако средства, которыми располагала моя семья, никогда не позволяли ей приобретать такие дорогие экземпляры, как ваши.

— Это достойно сожаления, поскольку владеть редким произведением — это особенное удовольствие.

— Это так, но я довольствуюсь тем, что любуюсь ими, когда какой-нибудь редкий экземпляр попадает мне в руки — пусть даже на мгновение.

— В таком случае возьмите вот этот манускрипт, — продолжил хозяин, протягивая ему еще одно переплетенное произведение. Речь идет о «Комментариях к Апокалипсису Беатуса»,[20]написанных в центре Испании, в оборонительной башне монастыря Сан-Сальвадор де Тавара, которому постоянно угрожали мавританские воины. Посмотрите внимательно на начертание букв: можно угадать едва заметную дрожь охваченных страхом писарей и миниатюристов, оказавшихся в ловушке на последнем этаже донжона.[21]Выше них находились только часовые, обязанные сообщать о приближении атакующих…

Собственноручно вернув манускрипт на место, Томас Харви прошелся вдоль книжного шкафа. Однако, рассматривая книги, он раздумывал о личности хозяина. Ни разу делла Рокка не повернулся к нему лицом. Он сказал, что боится взгляда Боттичелли, но создается такое ощущение, будто и он страшится посмотреть в глаза своим современникам из плоти и крови. Внезапно прервав ход своих мыслей, Томас остановился перед книгой, с удивлением прочитав ее название.

— Неужели речь идет о «Началах» Евклида, напечатанных впервые в Венеции в 1482 году Эрхардом Ратдольтом?[22]— спросил он, поднося руку к книге.

Однако Бартоломео делла Рокка твердой рукой сдержал этот жест.

— Только не открывайте, — приказал он, — экземпляр слишком ветхий.

— Да, я понимаю, это поистине уникальная вещь! У вас одна из самых превосходных коллекций в мире. Каких произведений вам пока недостает?

— Самых желанных.

— А именно?

— Тех, которые все считают исчезнувшими, но они, вероятно, дремлют в недрах какой-нибудь библиотеки. Скажите мне, сколько вы знаете трагедий Софокла?

— Семь, — ответил Томас Харви после секундного размышления.

— Семь, — повторил Бартоломео делла Рокка, — тогда как он написал сто двадцать три. Знайте же, что, несмотря на преклонный возраст, я не теряю надежду завладеть однажды одной из ста шестнадцати неизвестных на сегодняшний день трагедий. То же самое касается произведений Платона, от которых, по официальной версии, не осталось никаких копий, датируемых ранее IX века.

— Вы не говорите о пергаменте, на котором содержится код, переданный Роджером Бэконом Жану Парижскому в 1294 году.

— В самом деле, этот текст представляет для меня наибольшую ценность.

— Как, по вашему мнению, этот документ еще существует?

— Это вполне возможно.

— Кто в таком случае им владеет?

— Мне бы очень хотелось это узнать… Может, Эдип.

— Кстати, вы должны рассказать о вашей с ним встрече.

— Да, это было прошлой зимой. Я только что приобрел экземпляр «Biblia Sacra»,[23]его еще называют «Библией полиглота», напечатанный Кристофом Плантеном[24]в Антверпене. Увидев эти страницы, исписанные одновременно на иврите, халдейском, латинском и греческом языках, я тут же подумал, что Роджер Бэкон мог зашифровать свой манускрипт на базе тех же самых языков. Рассказав об этом предчувствии на форуме, я получил электронное письмо, подписанное Эдипом, который просил со мной встречи.