Куклы - Марина Валерьевна Кравцова

Серж посадил куклу себе на колени. — Расскажи мне… что-нибудь.

— Что?

— Ну… как вы там жили с Альсени.

— Хозяйка меня любила. Ей нравилось говорить со мной. Она говорила и плакала. Иногда…

— А о чем она говорила?

Летти вновь страдальчески нахмурилась.

— Не могу вспомнить.

Лесник вновь почувствовал себя не в своей тарелке. Он привык к деревьям, еще чуть-чуть — и начнет слышать их разговоры, как старые мудрые хранители леса. Долгие, тягучие, обстоятельные разговоры… Он привык к животным и птицам, чувствовал их… Казалось, тут и вовсе не нужно слов. Но никогда в жизни он не имел дел с детьми. И с куклами. Криво усмехаясь, чтобы скрыть смущение, молодой человек нерешительно провел своей большой ладонью по рыжим волосам Летти.

— И как я могу тебе помочь?

— Не знаю. Я просто не помню. Есть что-то, что я должна вспомнить. А я не могу.

— Значит… ты не помнишь, почему все-таки пришла ко мне?

Она отрицательно качнула головой. Потом протянула руку к ежу и осторожно коснулась его колючек — почти человеческим жестом.

— А где ты был так долго, Сержи?

— У Марии.

— У госпожи Марии Андели?

— У нее. Знаешь, ты ее не бойся. Мария очень добрая, она никогда не отправит такую милую куклу, как ты, в заточение в музей. Она настоящий друг, и к ней смело можно обращаться за помощью.

— Друг? — Летти как-то застенчиво склонила голову набок, глядя на Сержа большими немигающими глазами.

— Ты что же, не знаешь слова «друг»?

— А у кукол бывают друзья?

— Не представляю, — усмехнулся парень. — Думаю, тебе виднее.

— У меня друзей не было. Хозяйка — это не друг. Это хозяйка. А ты — друг?

— Ну-у… — час от часу не легче. — Думаю, друг.

— Друзья любят друг друга и не хотят расставаться. Правильно?

— Правильно.

— А еще они вместе проводят время.

— Совершенно верно.

— Разговаривают. Вот как мы сейчас.

— Ага.

— Поют.

— Поют?

— Да-да. Приходят друг к другу в гости и поют.

— Может быть, может быть…

Летти встала в театральную позу, задрала голову, подняла вверх правую руку и завела тоненьким звонким голоском:

— О-о-о, эти синие теплые но-о-очи! О-о-о, эти ночи без сна и расу-у-удка!

— Тихо-тихо! — Сержи предпочел сразу же оборвать это представление. — Что ты делаешь, Летти?

— Пою.

— Это я понял.

— Сестра хозяйки пела это с друзьями.

«Лалина». Представить себе старшую сестру Арабел — Карину, распевающую про ночи «без сна и рассудка», Сержи не смог при всей живости воображения.

А Летти, немного помолчав, смущенно добавила:

— Я думала, это правильно — петь другу.

— Вот оно как! Значит, это доказательство дружбы?

— Ну да, — кукла охотно кивнула.

— Мне эта песня не нравится, — жестко заявил Серж. — Если хочешь, Летти, я научу тебя другим песням. Тем, что пела мама, когда мы с моей сестрой Таней были еще маленькими…

— Хочу, — прошептала Летти. — Научи.

Глава 8. Сны и грезы

Алекс не мог уснуть. Он думал о тех, кто уже погрузился в причудливость снов, в их неясную зыбь… в сладость ложных надежд или тошноту кошмаров. Что снится сейчас Марии? Сардо? А этому странному невыносимому астроному? Что снится… Розе?

Алекс не боялся снов, даже страшных. Непостижимо уму перепутанные обрывки странных чувств, фантазий, мечтаний, метаний, света и мрака. Он… полюбил их? Привык к ним. Всего за несколько дней пристрастился, как иные к вину.

Теперь Алекс больше не спал, как все люди — в спальне, в постели. Когда начинало темнеть, в своем рабочем кабинете небрежно откидывался на диван… и входил в царство сновидений. Юноша знал откуда-то, что видит чужие сны. Сны очень разных людей и демиан… Случайно встреченной на улице крошечной девочки или бывшего учителя… очаровательной пирожницы, с улыбкой продающей ему разные вкусности, или незнакомого возницы… Стоило лишь подумать, вызвать в памяти чей-то образ…

Он узнавал любовные тайны. Может быть, они были вымышленными? Узнавал мучительные страхи. Случайно ли они приходили в чьи-то сновиденья? Увидел многое, от чего туманился и изнемогал рассудок.

Это порождало ощущение власти… странной — все это нравилось Алексу… Он и не заметил, что начинает смотреть на других с чувством превосходства — ведь им такого не дано.

Теперь в его руках были нити для завязки сотен сюжетов. Но… ему не хотелось больше писать. Добровольное блуждание в лабиринтах снов приносило немало острых ощущений и чувство упоения, заглушившее творческие порывы. Он просто наблюдал. Он был переполнен… или опустошен?

Неувядающий тюльпан в хрустальной вазе оставался по-прежнему черным. Он не поник, не засох, лепестки — все такие же гладкие, прохладные, свежие… Алекс рассеянно посмотрел на цветок и равнодушно скользнул взглядом по столу, где так и осталась лежать недописанная повесть…

В эту минуту в подвале часовой башни один из сосудов Аглаи сам собой под завязку наполнился густой синей жидкостью, отливающей серебром…

Роза Лейн, как и всякая прекрасная артистка, ярким пламенем притягивала к себе мотыльков-поклонников. Вот только на поверку пламя обжигало холодом, и даже несколько дуэлей среди ревнивых воздыхателей, к счастью благополучно завершившихся, не затронули сердце певицы. Ее прозвали, в конце концов, «Розой-с-шипами». И велико было удивление завсегдатаев кафе «Древний янтарь», когда недоступная красавица появилась в заведении в сопровождении мужчины. Да еще какого! Модный писатель Алекс Каэрэ имел среди столичных дам подобную же репутацию «несрываемого цветка». Никто и представить не мог, что двое из «золотой четверки» — да еще самые гордые и неприступные — вдруг сорвутся в роман. А то, что два «холодных совершенства» нашли друг друга, было очевидно — ожидая заказа, эта парочка нежно любезничала за столиком, не скрываясь и вызывая зависть окружающих.

Скоро в уютное кафе, отделанное в золотисто-коричневых тонах — янтарь же! — вошла Мария Андели и скромно заняла столик в углу. Заказала