Митридат - Виктор Поротников

— Гистан проводит тебя к ним, я распоряжусь. Меня, к сожалению, ждут дела государства.

По красивому лицу царицы промелькнула тень сожаления. Помахав сыну рукой, она скрылась за дверью.

Оставшись один, Митридат сел на скамью и обхватил голову руками. Он гнал от себя нечестивые мысли, но ему показалось, что в прощальном взгляде матери было что-то непристойное, что-то такое, что горячит ему кровь!

«Нет! Не может быть, — твердил себе Митридат. — Мне почудилось. Ведь мы же обо всем только что договорились. Мы же условились считать случившееся между нами данью древнему обычаю персов. И больше такое не повторится. Не должно повториться!»

Уверив себя в своей ошибке, Митридат немного успокоился. Однако настроение его от этого не улучшилось. Чудовищность содеянного продолжала давить на него страшной тяжестью.

* * *

Дела у Лаодики не ладились, и заботы о государстве волновали ее меньше всего в этот день, наполненный впечатлениями с самого утра. В результате с сокровищехранителем пришлось разговаривать царскому секретарю Дионисию, благо это ему было не в первый раз. И с гаушакой Гергисом, не сумевшим переловить всех тех, кто сопровождал скитальца Митридата, разговаривали в основном Мнаситей и Багофан, который, несмотря на рану, проявлял рвение в государственных делах.

Царица, лениво выслушав объяснения Гергиса, удалилась в свои покои, сославшись на головную боль.

— Такая же боль появится в скором времени и у нас, друзья, — многозначительно заметил Мнаситей после ухода Лаодики, — покуда Митридат будет пребывать во дворце. Этот юноша далеко не так прост, как кажется. Кто знает, что кроется за его сыновней привязанностью.

— Неужели царица не распознает своего сыночка? — высказался Гергис, понизив голос. — Она ведь неглупая женщина!

— К сожалению, Лаодика очарована Митридатом, а это верный признак, что чувства в ней довлеют над разумом, — мрачно промолвил Мнаситей. — Если Митридат не глуп, он попытается воспользоваться этим, чтобы захватить трон своего отца. Чем это может грозить всем нам, вы знаете.

— Надо помочь царице разочароваться в сыне, — сказал Багофан, более остальных беспокоясь за свое будущее: он столько времени гонялся за Митридатом.

— А может, женить Митридата на одной из твоих дочерей? — спросил вошедший в комнату Дионисий. — Такое родство привяжет беспокойного сыночка Лаодики к нам, и он порвет связи с отщепенцами, засевшими в горах, и со смутьянами в Амасии. Все равно перебить и тех и других мы не сможем при всем желании. Так хотя бы вырвем знамя из их рук!

Вельможи, все трое, с удивлением взглянули на секретаря, стоящего перед ними с навощенной дощечкой в руках. Первым отреагировал Мнаситей.

— Мудрый совет, клянусь Зевсом! — рассмеялся он и похлопал Багофана по плечу. — Такая уздечка, пожалуй, смирит старшего сына Лаодики. Как думаешь, Багофан?

Багофан с сомнением покачал головой, но ничего не ответил. Промолчал и Гергис, по своему обыкновению решив обдумать это наедине с самим собой.

Между тем тот, о ком они говорили, в это время шел дворцовыми переходами вместе с Гистаном в покои своих сестер.

Своих младших сестер, Роксану и Нису, Митридат увидел в небольшом внутреннем дворике, обнесенном крытой колоннадой.

Девочки качались на качелях и не сразу узнали в широкоплечем статном юноше с загорелым лицом и спутанными кудрями своего старшего брата.

Когда Гистан сказал им, кто перед ними, сестры перестали качаться на кипарисовой доске и робко приблизились к Митридату. Обе разглядывали юношу с затаенным любопытством, подталкивая вперед одна другую.

Тринадцатилетняя Роксана была долговяза и нескладна. Ее длинные черные волосы были уложены в прическу, какие носят эллинки, но прическа успела растрепаться, и густые темные локоны свешивались ей на худенькие плечи с выступающими ключицами, будто лошадиная грива. Большой выдающийся вперед нос, доставшийся ей в наследство от отца, как и цвет волос, портил лицо девочки, на котором лучились одухотворенные зеленовато-голубые глаза под красиво изгибающимися бровями. Взгляд этих не по-детски серьезных глаз сразу привлек внимание Митридата.

У одиннадцатилетней Нисы в отличие от белокожей Роксаны была более смуглая кожа, но волосы у нее были светлее. Перехваченные сзади тесьмой, они мягкими волнами обрамляли круглое лицо девочки со слегка вздернутым носом и выступающими скулами. Ее чуть раскосые карие глаза были наивны и немного кокетливы. С пухлых губ не сходила простодушная улыбка. В то время как тонкие бледные губы Роксаны почти все время были плотно сжаты.

Сестры были одеты в короткие греческие хитоны: Роксана в желтый, Ниса в голубой. Такое одеяние лишь подчеркивало стройность одной и более округлые формы другой.

Младшая была более живая и непосредственная, она и начала первая расспрашивать Митридата. Надолго ли он у них? Где столько лет пропадал? Нравится ли ему в Синопе?

Митридат охотно отвечал на вопросы Нисы, ожидая, когда же с ним заговорит Роксана.

Наконец и Роксана спросила Митридата о чем-то давнем, видимо, запомнившемся ей еще с той поры, когда Митридату было двенадцать лет, а ей восемь.

Митридат с трудом вспомнил этот эпизод из далекого детства, поразившись тому, как цепко хранит в сердце чуткая Роксана благородный порыв своего брата, защитившего ее от злой собаки.

Смешливая Ниса стала дергать Митридата за плащ, привлекая его внимание к себе. Она спросила какую-то заведомую глупость и сама же засмеялась над этим.

Митридат неловко улыбнулся, не зная, отвечать или нет.

Его выручила Роксана, спросив:

— Где мама поселила тебя? — И, выслушав сбивчивые объяснения брата, добавила с улыбкой, впервые появившейся у нее на устах: — Жди, мы придем к тебе в гости! Будешь ждать?

Митридат согласно кивнул головой.

При прощании Роксана поцеловала брата совсем по-взрослому, слегка прикрыв глаза ресницами и склонив голову набок. Ее бледные щеки чуть-чуть порозовели, когда губы Митридата всего на миг коснулись ее несмелых губ.

Ниса, стесняясь, чмокнула Митридата в щеку и сразу же убежала.

Покидая дворик, Митридат оглянулся.

Роксана стояла у мраморной колонны, увитой плющом, и глядела ему вслед, прикрыв ладонью глаза от солнца.

Статира сидела перед бронзовым зеркалом, а молодая рабыня расчесывала ей волосы костяным гребнем, когда в дверях появился Гистан. Госпожа и служанка, оживленно о чем-то болтавшие, враз умолкли. Затем Статира неприязненно бросила Гистану: — Чего тебе? Говори поскорее и убирайся! Евнух с усмешкой поклонился и отступил в сторону. Статира увидела Митридата.

С ее уст сорвался возглас изумления. Мрачная надменность сменилась бурной радостью, так что сияющие девичьи глаза мгновенно преобразили эти дивные черты.