Брат солдата (рассказы, повести) - Касым Нурбадов

не будешь хорошо успевать.

«Пожалуй, я зря на Чары разозлился», — подумал я.

— А теперь я научу вас считать! — Чары положил руку мне на плечо. — Если ты знаешь, то сиди и молчи. Пусть товарищи твои поучатся.

— Хорошо, — ответил я.

— Один прибавить один будет два. Понятно?

— По-нят-но!

— Два прибавить два будет четыре. Понятно?

— Понятно!

— Мухам!

Мухам встал.

— Ты всё это хорошо понял?

— Да.

— Это всё легко понять, да?

— Да, очень легко!

— Тогда скажи, если к одному прибавить один будет два, а к двум прибавить два — четыре, сколько будет, если к трём прибавить три?

— Два?

— Нет.

Мухам насупился и сказал:

— Ай, это неправильно.

— Что неправильно?

— А то, что ты отвечаешь сам на лёгкие вопросы, а мне задаёшь трудные.

— Да шесть будет, будет шесть, не знаешь, что ли?..

Мухам разозлился:

— А ты не хвастай своими знаниями, лучше иди и рой свой корпеч!

«Конечно, когда знаешь — то легко, а если не знаешь, то и лёгкое трудно», — подумал я, взял лопату и отправился к корпечу.

Пока я рыл, Мухам, Довлет и Курбан надёргали травы, часть которой мы с Чары постелили на дно корпеча. Оставшуюся, половину положили на ветки тамариска, которыми укрыли корпеч, а сверху набросали земли.

Наступило обеденное время.

— Всё. Идите домой обедать, — сказал Чары, — потом приходите.

Пообедав, мы снова собрались у Чары. Решили пойти в Гумайырт. Это место, через которое проходил путь всех отар нашего аула, и когда они шли на пастбище, и когда возвращались назад. Отсюда было не очень далеко до аула, и обычно стадо само находило дорогу домой, лишь иногда кто-то встречал свою скотину.

— Вы когда-нибудь пробовали козье молоко прямо из-под козы, из вымени? — спросил вдруг Чары по дороге.

— Нет!

Наверное, он очень удивился такому ответу, потому что даже остановился. А потом добавил:

— Вот это да! Неужели не пробовали?

Мы, переглядываясь, спрашивали друг у друга:

— А ты пробовал?.. А ты пробовал?..

И тут Мухам вдруг сказал:

— А я пробовал!

Мы не очень-то поверили ему. Скорее, он это сказал, чтоб угодить Чары. А Чары тут же обрадованно подхватил:

— Во молочко! Да? — Он оттопырил вверх большой палец, что означало высшую степень похвалы. — Как только придём в Гумайырт, ловите козу. Хватайте её сразу же за задние ноги. Чуть замешкаетесь — она тут же вырвется, и тогда вы её уже больше не поймаете. И не держите за шерсть!

Чары показал, как надо ловить козу. Это было очень смешно. Но мне всё равно не понравилось. Было просто неприятно. Что-то плохое в этом было. Ведь коза — чужая! Да и не только в этом дело. Но сказать что-нибудь Чары об этом я побоялся. Он ведь большой. И вдруг ребятам это нравится? А потом, он может разозлиться и совсем откажется нас учить. Неджеп-то не приехал!

Вот и Гумайырт. Навстречу нам двигалось стадо коз. Чары подтолкнул нас: «Давайте!»

…На обратном пути, когда мы уже подходили к аулу, Чары попрощался с нами и предупредил:

— Смотрите, не проболтайтесь о козе! Сами должны понимать. Иначе плохо будет… Завтра встречаемся в Гумайырте!

На следующий день в то же время мы отправились опять в Гумайырт. В этот раз мы опустошили вымя двум козам…

Вечером к нам в гости пришла тётя Огулдурды. Не знаю, о чём они говорили с мамой, но вдруг я услышал:

— Слушай, подруга! Что-то сегодня наша пятнистая коза вернулась без молока.

— Вай, Огулдурды, — испуганно ответила мама, — у меня вчера тоже одна коза была без молока. Ни капли не надоила. Не хотела говорить никому, не проверив ещё раз, но сегодня всё было в порядке.

— Странно. Вчера у тебя, а сегодня у меня. Кто же это заинтересовался козьим молоком?

— Может быть, это проделки варана?[11]

— Возможно. Я однажды видела, как варан стоял на задних ногах, опираясь на хвост. А неподалёку паслось стадо. Наверное, он козу выглядывал, да я спугнула.

— В таком случае надо поискать этого варана. Если он повадится доить коз, добра не жди.

То, что я услышал, было ужасно!

Мне казалось, что они обо всём догадались, всё знают и нарочно говорят про варана!

— Пойду к Довлету! — крикнул я, пулей вылетая из дома.

— Нужно позвать скорее всех! — чуть ли не с порога начал я. — Они всё знают!

— Кто?

— Наши матери… Моя мать и тётя Огулдурды!

Прихватив с собой Мухама и Курбана, мы поспешили к Чары.

Здесь ещё раз, уже подробно, передал я всё услышанное мною.

— Э-э! Ерунда. Ничего они не знают, — уверенно заявил Чары. — Завтра поймаем по козе каждый, и понемногу отсосём молока. Тогда никто ничего не заметит.

— Лучше совсем больше не трогать коз, — сказал я. — Не хочу я.

— Может, ты и учиться не хочешь?

— Чему учиться? Коз чужих доить? Не нужен мне такой учитель-варан! — разозлился я.

— Ты это кого вараном называешь?

— Тебя! Потому что ты, как варан, молоко у коз высасываешь.

— А ты — не высасывал?

— Я только попробовал, потому что ты заставлял. Да мне и не хватило… Я больше никогда так делать не буду. А ты — варан!

Мои друзья, до тех пор молча слушавшие перепалку нашу, вдруг закричали:

— И мы не будем! Варан! Варан!

С этими криками мы кинулись вон от дома Чары.

Пробегая мимо двора Неджепа, мы увидели верблюда в его дворе. «Неужели наконец вернулся наш учитель?» — подумал я.

— Ребята, кажется, вернулся наш Неджеп! — крикнул на бегу Мухам, и мы, не сговариваясь, развернулись и влетели во двор Неджепа.

Неджеп стоял возле верблюда, отвязывая какой-то тюк. Увидев нас, он удивился:

— Откуда вы так поздно?

— От варана!

— От Чары?

— Ну да!

— А откуда вы знаете, что мы его так зовём?

— Да мы в классе его так называем. Это из-за его характера. Чуть что — и надувается, как варан, хвастается и «хвост задирает». А вы откуда узнали?

— Да мы не знали ничего. Мы сами… — сказал я.

— За то, что у коз молоко сосёт, — добавил Мухам.

В это время во двор вбежал Чары. Он запыхался, голос его дрожал:

— Ребята! Не говорите никому! Пожалуйста! Не называйте меня вараном. Я больше никогда… Я не буду никогда… — запинаясь, просил то нас, то Неджепа.

Смотреть было противно на него. И жалко было.

Тогда я спросил:

— А ты не врёшь? Ты и вправду не будешь?

— Ладно, если ты обещаешь и сдержишь слово, то в школе я ничего не расскажу, — согласился Неджеп.

— Я правда больше не буду. Никогда.