Инопланетянка его мечты - Евгения Чепенко

– Цонкапа, мне нужно забрать платье.

Цонкапа зло уставился на ученика.

– Нет.

– Он болен. Отравлен, – вмешалась я. – Его голова плохо работает. Ему нужно много лежать и много пить, пока не увидит мир ясно. Он останется жить с болью. Бамбанг тоже. Помочь я не могу. Нельзя трогать, нельзя внутрь!

Сложно описать то отчаяние, которое я испытала.

Много позже, ночью, сидя на веранде перед разложенным на полу скафандром, я уныло созерцала повреждения на его поверхности и размышляла о двух невинных жертвах. Успей я раньше, может, отвела бы их на корабль и сумела предотвратить изменения в нервной системе. Но появилась я поздно. Бесшумно ступая, Вангьял вышел из комнаты и опустился рядом. Я взглянула в теплые желтые глаза. Ему на самом деле было жаль. Он чувствовал себя виноватым и в то же время оставался знакомым упрямцем. Этот мужчина не привык съедать себя за совершенные ошибки. Он дотянулся и осторожно стер слезу с моей щеки, заставив смутиться, опустить голову и постараться самой быстро вытереть соленую влагу. Что плачу, не заметила.

– Когда пуля порвала ткань, – я указала на хорошо заметное повреждение, которое автоматика постаралась устранить, – порвались нити с водой для холода. Эта вода плохая…

– Яд.

– Яд, – кивнула я и всхлипнула. – Мне не яд. Вам яд.

Я обвела пальцами блок на спине.

– Здесь…

Задумчиво покусала губу, повернулась к Вангьялу и обхватила его виски руками.

– Как вы называете то, что внутри?

– Мозг.

– Там мозг скафандра. Он берет силу от солнца. Все машины моего мира берут силу от света звезд. Этот мозг был моим. Теперь он тоже испорчен. Все испорчено…

Я в очередной раз всхлипнула, а потом не выдержала и заревела в голос. Истощение сказалось. Слишком много переживаний для одной землянки.

Вангьял меня обнял, а потом вовсе пересадил к себе на колени, прижал к груди и начал раскачиваться взад-вперед, баюкая, будто ребенка. Я глухо бормотала ему в мягкую домашнюю сорочку, смешивая два языка с надрывными рыданиями. Рассказывала, какой у него ужасный мир, какой красивый и какой страшный одновременно. Как глупо все вокруг.

– Свободу нельзя купить, нельзя продать, – ревела я. – У нее нет цены. У знаний нет цены. У детей нет цены. Дети не едят из мусора. У жизни нет цены. Люди не гордятся деньгами. Смерть равняет всех… Вангьял…

– Я слышу, – прошептал он мне в макушку.

– У жизни нет цены! Птица это, зверь, насекомое или человек – цены нет! Жизнь…

Сообразив важную вещь, я резко перестала реветь, оторвалась от его груди и заглянула в лицо.

– Мне нужно забрать его.

– Кого?

– Это ваша земля, он здесь чужой, я чужая.

– Куда забрать? Тебя ищут?

Он смотрел на меня с болью и легкой обидой.

– Ищут, но я слишком далеко от дома. Эта земля далеко.

Я устало вздохнула и перевела взгляд в сторону обрыва, туда, где виднелось ночное звездное небо.

Вангьял коснулся рукой моей щеки, затем подбородка и губ.

– Забава, – едва слышно прошептал он.

Я повернулась и попала в плен нежного настойчивого поцелуя. Застигнутая врасплох, беспомощно выдохнула ему в губы. Он прошептал еще что-то. Что именно, не поняла, таких слов не знала. Чуть приподнял меня, осторожно освобождая от длинной сорочки.

– Забава, – еще раз с болезненным надрывным наслаждением протянул он, обводя кончиками пальцев изгиб моей спины, линии ключиц и груди. И снова поцеловал. Я ответила. Как я могла не ответить?

Когда я чуть отклонилась, извернулась и раздела его, он искренне удивился. Когда, не прерывая поцелуй, мягко опрокинула его на спину, он застонал и выгнулся, раздираемый множеством сильных противоречивых эмоций. Каждое мое движение порождало волну наслаждения, поглощающую его тело и разум. Он держал меня за талию, держал слишком сильно, причиняя боль, и не осознавал этого. Я не думала о себе. Мое удовольствие не играло никакой роли. Все, что имело значение, это он, мечущийся подо мной с полузакрытыми глазами. Восхитительный, совершенный, беспомощный. Я жаждала ощутить его в себе еще глубже и воплотила желаемое. Жаждала чувствовать и наблюдать, как он кончает в меня, и воплотила. Я склонилась, взяла его за подбородок и проникла языком в рот, заставляя подчиниться. Вангьял не сопротивлялся. И не пытался.

Сейчас он принадлежал мне, был моим, отдавался мне. Я знала его, и ничего прекраснее в моей жизни еще не было.

Все еще связанная с ним, я медленно выпрямилась, глядя на него сверху вниз. Он тяжело, прерывисто дышал и не открывал глаз, растягивая наслаждение, не желая возвращаться в реальность. Я улыбнулась и коснулась старого глубокого шрама на его груди:

– Откуда это?

– От ножа, – нехотя пробормотал он.

По краям раны отчетливо виднелись следы стежков.

– Чей нож?

– Ты видела.

Глаз открывать он по-прежнему не хотел.

– А это? – Я коснулась неровного, бугристого участка огрубевшей кожи на плече размером с мою ладонь.

– Машина горела. Ты нас осуждаешь?

– Осуждаю? – услышала я новое слово.

Он постарался объяснить.

– Осуждать вас? – удивилась я. – Нет. За что? Когда-то мой мир выглядел так же. Даже слишком похоже. Ребенка не осуждают за то, что он взрослеет. Осуждают за нежелание умнеть и учиться. В целом, издалека, вы все равны. Не важно, кто встанет во главе этой страны или любой другой, суть власти не изменится. Ваши рабы мечтают мстить, делать, что хочется, занять место хозяев. Суть истинной свободы чувствуют только немногие.

– Осуждаешь меня?

– Нет.

Конечно, я соврала. Он умен, образован, внимателен. Он мог бы быть мудрее, мог бы смотреть на мир шире, заботясь не только о себе, но не делал этого. Просто устало следовал по накатанной колее. Я видела в нем эту усталость от собственной жизни, от занимаемого положения.

– Я такой же, как все вокруг? – тихо, почти без вопросительной интонации прошептал он. Ответа не ждал.

И напрасно. Не стоило связываться с хитрой инопланетянкой. Ключевое слово «мог бы». У любого человека я всегда видела два лица. Первое – общественное, существующее здесь и сейчас такое, каким его вылепила жизнь и окружающие люди. Это лицо наносное, оно всего лишь плод индивидуальной способности человека противостоять невзгодам и приспосабливаться к реальности. Второе – истинное. Человек сам по себе такой, какой он есть, какой он прячется за своим общественным лицом. Я видела истинное лицо Вангьяла и знала, каким он мог бы жить.

Я склонилась к его виску и едва слышно произнесла: