Погибаю, но не сдаюсь! Разведгруппа принимает неравный бой - Александр Лысев

– Так получилось, – развел руками перед Марковым старшина и поспешил отвернуться.

Вскоре из дивизии приехал сам Бутов.

– Никаких румын не было. Вел бой с немцами, – глядя на капитана, с напором произнес комдив. – Понял?

Марков не возражал. На околице деревни лежали его убитые солдаты…

Когда штурмовали Будапешт, дивизии попытались придать подразделения 7-го румынского армейского корпуса, ставшего к тому времени союзническим. Издерганный тяжелейшими уличными боями, Бутов, уже никого не стесняясь, кричал по телефону прямо в штаб армии открытым текстом:

– На х… мне эти румыны! Слышать ничего не желаю! Что? Добровольческий венгерский полк? Сражается на нашей стороне? Убирайте его от меня к е. ой матери! Не понятно почему?! Да против меня венгры фронтом стоят, бардак выйдет, ба-р-дак!!! Нет, не ручаюсь. И не могу ручаться!.. Да… Сами справимся…

По окончании Будапештской операции Бутова вызывали в военный совет фронта – песочили на тему интернационального долга советского офицера. Полковник вернулся разъяренный. Выпрыгнув из «Виллиса», бросил, не обращаясь ни к кому:

– На передовую их всех, козлов!..

Теперь, в апреле 1945-го, по мере продвижения вперед надо было принимать во внимание еще и хитросплетения балканской политики. Но самое главное – выяснить обстановку на левом фланге дивизии и установить надежную связь с соседями. Эта задача и возлагалась на разведроту Маркова.

– В дивизии осталось не более трех тысяч штыков, – обведя взглядом собравшихся офицеров, говорил сейчас на совещании Бутов. – Тылы отстали, боеприпасов на передовой линии в обрез. Если по нам сейчас вдарят…

Все прекрасно понимали, что если вдарят – ничего хорошего не жди. А возможность такая отнюдь не исключалась.

– Георгий Владимирыч, сколько у тебя людей? – поинтересовался Бутов.

– Тринадцать человек, – поднявшись, доложил Марков.

– Н-да… – пожевал губами комдив. – Маловато для роты.

Марков поднял глаза на Бутова. Последнее пополнение разведрота получала относительно недавно – в конце февраля 1945 года. Тогда они после завершения боев в окрестностях Будапешта занимали позиции у озера Балатон. Надеялись хоть немного перевести дух в обороне и привести себя в порядок. Как выяснилось очень скоро – напрасно надеялись. Маркову прислали сразу пятьдесят новобранцев – мальчишек 1926 и даже 1927 годов рождения. И сразу же капитан отправился напрямую к комдиву, в непосредственном подчинении которого находилась разведка. Любого другого пришедшего к нему с подобным разговором Бутов послал бы ко всем чертям. Да никто другой, пожалуй, и не осмелился бы явиться. Маркова же комдив выслушал. Слушал долго и… соглашался. Марков, вопреки обыкновению, разгорячился и доказывал комдиву, что мальчишки совершенно непригодны для службы в разведке, что их еще надо абсолютно всему учить и учить, что в роту всегда отбирали обстрелянных и наиболее опытных бойцов из стрелковых частей, нередко добровольцев.

«Это теперь не разведрота, а детский сад, – язвительно заметил тогда Марков. – Вы меня с классным наставником, Федор Емельянович, не путаете?»

Бутов поиграл желваками, погасил внутри готовую по привычке вырваться наружу вспышку гнева. Насупился, угрюмо шмыгнул носом.

«Занимай оборону, Георгий Владимирыч. Больше никого дать не могу. Есть данные, что в ближайшее время нам крепко достанется. И… учи ребят. Пока время есть».

Времени как всегда не оказалось. И ребят практически ничему не научили. Успели только укрепить оборону на занимаемых рубежах и поглубже закопаться в мерзлую землю. Утром 6 марта 1945 года между озерами Веленце и Балатон противник нанес сокрушительный удар по советским войскам. Вместо широко разрекламированного нашего наступления на Вену начались тяжелейшие оборонительные бои. Таких боев в обороне Марков не мог припомнить, пожалуй, с самой Курской дуги. На них наступали крупные силы 6-й танковой армии СС, переброшенные с Западного фронта. Опять вперед поперла стальная лавина танков и штурмовых орудий, раскрашенных в грязно-серый зимний камуфляж. Немецкая авиация захватила господство в воздухе.

«Ма-а-ть-перема-а-ть!» – протяжно начинал выть Фомичев при очередном авианалете, еще больше пугая и без того перепуганных новобранцев.

«Игнат! Игнат, в укрытие!» – тщетно кричал ему старшина. Вместе с Быковым они всякий раз затаскивали ошалевшего Фомичева в блиндаж.

Мальчишки жались по стенкам окопов, неуклюже приседали, испуганно вбирая головы в плечи. Рота начала нести первые потери.

Позиции дивизии тонули в стене разрывов авиабомб и артиллерийских снарядов противника. В первый же день наступления немцам удалось вклиниться в советскую линию обороны. Как выяснилось потом, враг сосредоточил здесь до 500 единиц бронетехники. На участке прорыва немецкие танки и самоходки катились вперед, чуть ли не касаясь бортами друг друга. За ними на короткой дистанции следовали бронетранспортеры с пехотой. Их останавливали, подбивали, жгли, выводили из строя. Но от серой линии горизонта, где смыкались свинцовое небо и почерневший снег, появлялись все новые и новые. На второй день огневую завесу умело поставила наша артиллерия – по приказу командующего артиллерией фронта на направлении главного удара была создана артиллерийская группировка в составе полутора сотен орудий и минометов. Немцы ответили штурмовкой с воздуха. Советские воздушные армии бросили в бой сотни истребителей. В небе завязались ожесточенные бои. Перегруппировавшись, грязно-серые танки и самоходки снова полезли вперед. За горизонтом на западе в редкие минуты затишья грозно раздавались урчащие звуки новых танковых моторов.

«Опять поперли, – размазывал грязь по лицу Паша-Комбайнер. – Во дают эсэсы. И откуда здоровья столько?..»

Советские танки и механизированные соединения, действуя из засад, пытались воспрепятствовать продвижению эсэсовских бронемашин. Тщетно. На четвертый день сражения навстречу наступавшему противнику бросили самоходно-артиллерийскую бригаду и… зачем-то части гвардейского кавалерийского корпуса. К вечеру, уже обойденные немцами с двух сторон, солдаты дивизии Бутова уныло смотрели из окопов на поля слева и справа вокруг своих позиций. Там густо чадили сожженные советские самоходки. В вечернем сумраке бродили кони без седоков. Весь передний край был усеян трупами всадников и лошадей. Немцы, прорвавшись на флангах, стремительно продвигались на восток.

«На хрена кидали?!» – глядя на полегшую перед позициями стрелкового полка конницу, думал Марков.

Впрочем, времени на рассуждения у них не было. К ночи выяснилось, что большинство частей дивизии оказалось в окружении.

«Выручат! – решительно заявил на своем КП полковник Бутов. – Не сорок второй год. Занять круговую оборону».

Ночью пришел приказ – позиции удерживать любой ценой. Марков хотел отправить под прикрытием темноты раненых в медсанбат. Тех, кто нуждался в эвакуации, набралось уже более двух десятков. И примерно столько же уложили в ходах сообщения, прикрыв плащ-палатками – им медицинская помощь уже не понадобится. Еще несколько человек с легкими ранениями остались в строю. Выянилось, однако, что эвакуировать раненых некуда, поскольку никакого тыла нет – в полутора километрах у них за спиной уже снова немцы. Преследуя нашу отступающую пехоту, вражеские танки развивают свой прорыв на восток.