Камасутра. Короткие рассказы о любви (сборник) - Ирина Лобусова

Она смирилась с потерей своей любви, оплакала ее, и стала жить как с хрустальным гробом, возносимым на пьедестал своего сердца. Так было до того предновогоднего корпоратива, когда по чистой случайности он оказался за столиком напротив нее.

А потом был корпоратив. И, разговорившись с ним (С НИМ!!!), и услышав, что он вообще не должен был быть здесь, что все произошло по чистой случайности, она вознесла такую горячую молитву к Богу, что от жара даже помада растаяла на ее губах.

Он пил шампанское, был рассеян и несколько остроумен, и когда он предложил поехать на его служебную квартиру («есть у меня тут поблизости квартирка, я ее использую для деловых встреч»), она без промедления последовала за ним.

Это был самый восхитительный секс в ее жизни. Ему тоже было с ней хорошо — она поняла это по его глазам. Беда заключалась в том, что, открыв для себя по случайности временную очаровательную любовницу, он и понятия не имел о том, что эта случайная попутчица по постели целых три года сходит по нему с ума. А она не смела сказать — да, наверное, он бы просто этого не понял, решив для себя, что встретилась очередная истеричка — из тех, что без зазрения совести вешаются на шею.

Он не обнял ее, даже не поцеловал. В их сексе вообще не было поцелуев. Просто встал, и быстро пошел в душ. Затем, как ни в чем не бывало, предложил отвезти ее домой.

— Но мы еще встретимся? — сказала она, не зная, как потемнели со стороны ее глаза (да и он не заметил, потому, что не думал об этом).

— О чем ты говоришь! Обязательно.

— Тебе было со мной хорошо?

— Просто супер! Завтра я обязательно тебе позвоню.

Она продиктовала свой номер, и он записал его в мобильник. Застегнул часы и поправил пиджак, выражая явную готовность поскорей избавиться от нее.

— Куда тебя отвезти?

— На стоянке ресторана моя машина.

Они молча уселись в его джип. Он гнал со скоростью 150, проезжая на красный свет и поворачивая там, где нет никаких поворотов.

Через пять минут он притормозил на стоянке ресторана — там, где виднелся ее скромный сероватый «Матис». Нагнулся, краешком губ чмокнул в щеку:

— Пока! Я тебе обязательно позвоню. Завтра.

И, не дождавшись, пока она сядет в машину, лихо развернулся и умчался прочь, в темноту.

Аккуратно развернувшись, она медленно выехала со стоянки. Открыла окно. Свежий ветер растрепал ее волосы. Ей хотелось лететь.

Не удержавшись, нажала сильней на газ. Прямая дорога перед ней была абсолютно пустынной. Все в ней пело — пело и в душе, и вокруг. «Он позвонит, обязательно позвонит! Он обязательно позвонит завтра!» — все внутри пело от самой сладкой музыки его слов… Как в святыню, она верила в каждое его слово. И от ощущения этого неожиданного, внезапно свалившегося на нее счастья ей так хотелось петь!

Да что петь — орать во весь голос… От счастья вспотели руки. Не удержавшись, засмеялась, и от ее смеха весело разлетелись красивые пушистые волосы… Более счастливых мгновений в ее жизни не было никогда.

Резкий свет фар на встречке ударил в глаза ножом, ослепил, и, немея от приближения страшной беды, застыв, она уставилась в белое лицо водителя маршрутки, мчавшейся прямиком на нее. В памяти отпечаталось белое лицо водителя маршрутки, его расширенные зрачки… Бешенные звуковые сигналы, разрывающие воздух ночной трассы…

Счастье сыграло с ней злую шутку — обезумев от свалившегося на нее восторга, она случайно вышла на встречку, и теперь со всей скоростью двигалась по встречной полосе.

Резко крутанув руль вправо (так, что взвизгнули колеса), и не став тормозить, она ударилась локтем о стекло, и вывернула машину так сильно, что едва не встала, как профессиональный каскадер, на два колеса. Но счастье все-таки сопутствовало ей: на ее полосе, резкий разворот на которую спасал ее жизнь, не было никаких машин. Резко вырулив, она съехала на обочину и остановилась.

Опасная маршрутка промчалась мимо. На асфальте виднелись черные следы ее шин. Она «спалила резину» как самый отчаянный дрифтер. И если б по ее полосе двигался (причем с любой скоростью) хоть один автомобиль, ничто уже не спасло бы ее жизнь.

Можно сказать, она чудом избежала смерти. Остановившись, она выключила двигатель, закрыла руками лицо. Все ее тело сотрясала крупная ледяная дрожь.

Эта не случившаяся авария была словно знаком свыше. Что, собственно, произошло? Она один раз переспала с мужчиной, по которому сходила с ума ровно три года. Мужчина, кстати, никакого понятия о том не имел. Она сошла с ума от сбывшейся мечты, от святого ощущения счастья…. Сошла с ума, прямо с земли отправляясь в полет.

Но она не умерла. Она чудом избежала аварии. Это означало, что в ее жизни еще есть смысл. Она даже знала, какой. Он позвонит. Он обязательно ей позвонит! Все, что произошло, означало, что у них прекрасные отношения! Ради этих отношений кто-то там, свыше, ее спас, ради этого ей оставили жизнь. Эти мысли вернули радостное расположение духа. Отдышавшись, она завела двигатель и медленно поехала домой. Счастье никуда не ушло. Счастье было таким же сильным, только стало несколько ровнее, что ли…

Она ничего не знала о том, что, высадив ее у стоянки ресторана, он проехал один квартал, припарковался у обочины, а затем навсегда удалил из мобильника номер ее телефона. Он всегда удалял ненужные женские номера — тех, с кем уже переспал.

Наконец, около половины четвертого ночи, он уснул. Поерзал на животике, перекатывая головку и маленькие ножки в чистых ползунках. Потянул край простыни и устроился поудобней, подложив ручку под щеку. Влажные от пота волосы прилипли ко лбу. Дыхание стало ровным, спокойным. Малыш заснул.

Она нагнулась над кроваткой. Поправила смятый край простыни. Натянула одеяло до подбородка и подогнула с краем, чтобы уберечь от прохлады. Потом вытерла рукой со лба пот. Малыш теперь широко раскинул ручки, вытянулся на спинке и только изредка по его спокойному личику пробегала беглая судорога — легкая тень оставшейся боли, и еще малыш немножко всхлипывал во сне. В первый раз ее до безумия напугал этот всхлип, но потом, успокоившись, она сказала себе, что это нормальное. Естественное явление, что так и должно быть после истерики, которая длилась не один час, что сон — лучшее лекарство и все пройдет, потому, что все плохое проходит, и у младенцев свой собственный, очень сильный ангел-хранитель, свой собственный Бог…. Разумные доводы успокаивали ее (а ей казалось: ничто и никогда не сможет ее успокоить), и только каждый раз, когда малыш всхлипывал во сне, она легонько гладила его по головке, по ручкам, и очень тихо шептала:

— Спи спокойно, малыш, мама рядом.

Наконец всхлипывания прекратились — сон здорового младенца вступил в свои права. Тяжело разгибая затекшую спину, она прислонилась лбом к изголовья кроватки. Еще одна ночь позади. Будильник на тумбочке показывал сорок три минуты четвертого. Позади несколько часов бесконечной истерики, крика, от которого ей самой хотелось кричать. Она вспомнила крик — яростный, протестующий вопль бесконечной внутренней боли, вспомнила, как еще несколько часов назад она носила малыша на руках и жарко молилась всем существующим в мире Богам, чтобы хотя бы на одно мгновение ушла из его тельца боль и прекратилась эта страшная пытка… Чтобы Бог или дьявол, или кто там есть еще, послали ей страдания, все страдания мира — только ей одной и чтобы любой ценой (пусть даже своей жизнью) она смогла бы успокоить орущего малыша…. Как горько, больно и страстно молилась, отмеривая бесконечные шаги по ночной комнате. Но все боги мира молчали, а малыш продолжал орать. А остатки разума (те, которые еще не успели покрыться кровоточащей пеленой отчаяния и маячили где-то позади, подавая слабый сигнал) говорили, что зубы — самая отвратительная на земле вещь, человеческий орган, словно специально созданный для того, чтобы в любом возрасте причинять мучительные страдания. Все было просто: у ребенка шли зубы и ее девятимесячный малыш орал третью ночь подряд…. И еще по вечерам у него немного поднималась температура.