Допрос с приСТРАТИем - Марина Дмитриева

Ей бы в кино сниматься в роли роковых красоток, ради улыбочек которых мужики готовы хоть в огонь, хоть в воду, даже звездочку с неба достать.

— Ты… — произнесла она вмиг побелевшими губами.

Ничего, скоро я верну им краски, так зацелую, закусаю, что будут неделю гореть! Кажется, наша встреча Кристину тоже не оставила спокойной. И это приятно осознавать, даже если ее неравнодушие вылилось бледностью. Боишься меня, изменница? Правильно, бойся!

— Я, Кристи. А ты не рада меня видеть?

Она так странно глянула. Ах, как она глянула. Словно кол вонзила в грудину. А потом закусила губы, будто боясь сказать что-нибудь лишнее. Все внутри, да и снаружи тоже, встало дыбом от осознания ее присутствия. Я сейчас сдохну, если не прикоснусь к ней. Нет, Вова, нет, ты же не юнец четырнадцатилетний! Держи себя в руках, держи себя в теле, не рвись к ней каждой своей клеткой!

— Решил взять показания в более неформальной обстановке, тебе ведь не понравилась моя официальность в прошлый раз.

— Не понравилась, — тихонько согласилась она.

— Видишь, Кристи, я готов сделать все, чтобы тебе было комфортно.

— Володь, сними с меня наручники, — тут же попросила Кристина.

— Нет, девочка моя, пока нет.

Улыбнулся ей ласково, а скорее, плотоядно. Просто, прежде чем сожрать кису Кристи, хочу вдоволь наиграться.

Медленно подошел ближе. Она не отступила и посмотрела в глаза. Жарко, очень жарко. Кто с кем играет, гребаная сучка? Поднял руку, дотронулся до ее щеки. Кристина прикрыла глаза и потерлась о мою ладонь. Нежно, блаженно, будто эта ласка доставляет ей удовольствие. Играет гадина, притворяется! В груди открылась так и не зажившая рана. Ушла ведь стерва тогда не с пустыми руками, сердце прихватила в качестве трофея. Резко схватил за волосы, больно потянул, вынудив ее запрокинуть голову и распахнуть прикрытые в неге глаза. Темные, красивые, ведьмячьи.

— Скажи мне, Кристи, зачем ты убила своего мужа?

— Я его не убивала.

— А кто тогда?

Смотрит твердо, без страха, с уверенностью в своей правоте.

— Ты — следователь, Карпов, вот и ответь на этот вопрос.

— Позже, — пообещал я ей.

Расследование никуда не денется, а вот я больше не могу ждать. Чуть ослабил хватку своих пальцев. Потом стащил с ее волос резинку, и они темной волной упали на женские плечи. Так она еще красивее. На Кристине надета тоненькая шерстяная юбка и в тон стильный молочный джемперок. Даже в тюрьме она прежде всего красивая, стильная женщина. Одним молниеносным движением стащил юбку вниз.

— Ты что делаешь, Карпов?!

Ухмыльнулся.

— Раздеваю тебя, Кристи, ты же, помнится, хотела неформального общения.

А потом заорал, специально громко и грозно:

— Переступи через юбку!!

Кристина, как кошка, зло сощурила свои чернющие глазища. Но сделала по-моему. Хорошая девочка. Понимает, когда надо отступить, а когда свое упрямство показывать. Как жаль, что сейчас осень, а не лето — на ней еще колготки надеты, да сапожки с низким каблуком. Посадил Кристину на узкую жесткую кровать, которая была в углу этой клетушки. Сашка мальчик понятливый, камеру выделил с кроватью, чтобы было удобнее… брать показания. Сам опустился на корточки возле прекрасных девичьих ног. Королева и ее верный подданный. Наслаждайся моментом, детка, не всегда так будет. Взял стройную ножку в свои лапищи, потянул молнию ботинка вниз. Кристи не сопротивлялась, только смотрела своими невозможными ведьмячьими глазами. Ее стопа в моих лапищах кажется такой маленькой, грациозной, хрупкой. Захотелось двух одновременно взаимоисключающих вещей: сжать эту маленькую ножку и давить, давить… давить, пока кость не хрустнет! Нет, целовать, каждый пальчик, каждый участок кожи! Нежность все же перевесила. Прильнул к стопе губами. Полувздох-полувсхлип вырвался из женского рта. Как это у нее получается? Однажды услышав этот возглас, больше пяти лет назад в зале дорогого ночного клуба, подумал, что теперь не будет мне покоя, пока не добьюсь повторения. Снова и снова.

— Володь, что ты делаешь?

— А ты еще не поняла, Кристи, играю с тобой в доброго и злого полицейского. Сейчас я добрый.

Расстегнул второй сапожок. На этот раз целовать не стал, отбросил его в сторону и молниеносно вверх, вцепился в резинку эластичных колготок, а потом стащил их вместе с трусиками. Она вскрикнула, попыталась меня оттолкнуть, ударив в грудь руками, все еще скованными наручниками.

— Не рыпайся, Киса, теперь я злой полицейский!

Затем, опровергая свои слова, прильнул своей головой к ее обнаженному животу, носом уткнувшись в тонкую полоску темных волос на лобке. Вдохнул запах.

— Кристи, девочка моя…

В голосе смертная тоска. Зачем я это вслух сказал? Тюфяк. Собственная слабость злит, вынуждая действовать жестче. Поднялся, подцепил пальцами тонкий джемперок, надетый на ее тело. Черт, наручники на запястьях не дали его стащить. Зато открылась прекрасная картина женской груди, обтянутой белым кружевом бюстгальтера. Кристи, наверно, неудобно так с поднятыми руками, со свитером, натянутым на голову. Ничего, потерпит. Я пять лет ждал возможность прикоснуться к ее сиськам. Соски так призывно торчат. Накрыл ее правую грудь ртом, почти половину втянул в себя и начал сосать, прямо через кружево, жадно, словно изголодавшийся ребенок. Какой же вкусный мой персональный наркотик! Кристи запищала, завозилась подо мной, еще сильнее разжигая во мне похоть. Пальцы пошли гулять по такому притягательному женскому телу, желая почувствовать теплоту и бархатистость кожи, потом нагло полезли в ее промежность. Влажная! Нет, даже мокрющая! Захотелось кричать, торжествуя. Она все так же хочет меня, так же загорается, стоит только к ней прикоснуться! Моя похотливая киса, Кристи. Помнится, в прошлом, когда я приезжал к ней, усталый, голодный после службы, она, томно смотря своими чернющими глазами, игриво накручивая локон на пальчик, спрашивала:

— Володь, что сначала — на кухню или в койку?

Какая уж тут кухня! Я почти всегда выбирал второе, и, конечно, не для того, чтобы поспать, даже до смерти усталый, все равно на нее залазил, надеясь еще и еще раз услышать сводящий меня с ума полустон-полувздох.

Сука, зачем же ты все испортила?! Переломала, перепоганила наши чувства, наплевала прямо в душу!

Оторвался от женской груди, снова став злым полицейским. Опустил свитер на