Мародер - Виталий Забирко

Хрустя под подошвами битым стеклом, я прошел к запасной лестнице и остановился у приоткрытой двери, из-за которой тянуло дымом и животным страхом пытающихся спастись людей. Основной поток беженцев схлынул ниже, и с пятьдесят восьмого этажа доносились истошные крики.

«Ещё полминуты… – подумал я, выглядывая в щель на лестничную площадку. – Ага, вот…»

Сверху послышался топот, и на лестничном пролёте показался грузный негр в спецовке уборщика. Бежал он со сто второго этажа, бег по лестнице давался ему плохо, он тяжело, с одышкой, дышал, пот градом катился с лица.

Я подождал, пока он не скатился на площадку, затем распахнул дверь, схватил уборщика за спецовку и, подставив ногу, изо всей силы рванул на себя. И когда он кубарем полетел в коридор, ударил его по шее ребром ладони.

Уборщик сдавленно икнул и ничком рухнул на пол. От падения его туши пол дрогнул так, будто в здание врезался еще один самолет. Если не «Boeing», то легкомоторная «Cessna».

«Люди гибнут за металл…» – отстраненно пронеслось в голове. За металл либо его производные. И сколько человечеству суждено жить на Земле, ничего в этом мире не изменится.

Я потер ушибленную ладонь и поморщился. В удар я вложил максимум силы и, быть может, убил уборщика, но ни для него, ни для меня это не имело никакого значения. Как и для всемирной истории, Все, кто сейчас находился в здании выше пятьдесят восьмого этажа, были обречены. Все, кроме меня.

– Извини, мы вроде бы коллеги, но тебе деньги больше не понадобятся, – сказал я, переворачивая грузное тело навзничь.

Уборщик захрипел, из уголка губ по щеке потекла струйка крови. Живой. Не взял я грех на душу, хотя при данных обстоятельствах убийство можно считать не грехом, а милосердием. И жертва меньше мучится, и у меня на душе спокойнее. Такова работа и ее издержки.

Вывернув карманы спецовки уборщика, я извлек ворох мятых ассигнаций, которые неудачливый мародер выгреб из открытого сейфа на сто втором этаже и, не считая, побросал в кейс. И без счета знал, что здесь около двадцати тысяч.

– Покойся с миром, – пожелал я распростертому телу, перешагнул через него и, не торопясь, направился к лестнице. До обрушения южной башни Всемирного торгового центра оставалось сорок минут, и спешить было некуда.

На ступеньках лестничного пролета между восемьдесят шестым и восемьдесят седьмым этажами сидела женщина со сбитой прической и в порванной юбке. Левая нога у нее была неестественно вывернута, и женщина с ужасом смотрела на нее, не решаясь притронуться.

– Помогите! – страдальческим голосом воззвала она ко мне. – Моя нога… Видите…

Я прошел мимо с каменным лицом, как будто на лестнице никого не было.

– Да что же это… Как же вы? – запричитала женщина. – Сэр, помогите! Помогите хоть кто-нибудь!

Я поднялся на восемьдесят седьмой этаж, вышел в коридор и плотно закрыл за собой дверь. Я мог ей помочь, как помог уборщику, очистившему сейф на сто втором этаже, но в сумочке женщины был всего триста двадцать один доллар. До таких сумм я не опускался. Я мародер, но не стервятник.

И все же, когда я вошел в кабинку туалета и, не утруждая себя тем, чтобы запереться, достал из кармана джамп, на душе у меня было гадко. Издержки профессии… Будь они прокляты!

Обратный скачок в двадцать шестое августа прошёл, как всегда, без сучка, без задоринки. Пару минут я выждал в кабинке, пошуршал туалетной бумагой, спустил в унитазе воду, открыл дверцу и прошел к умывальнику, чтобы в очередной раз вымыть руки. В первое время здесь я мыл руки с содроганием, но постепенно приучился, а душ даже начал нравиться. Там, чем меньше моешься, тем меньше заразы к рукам пристает.

Рядом со мной мыл руки клерк из фирмы «Chemical Technology, Ltd.». Он покосился на меня, деликатно сморщил нос и отвернулся. Я принюхался и почувствовал, что от меня пахнет гарью. Этого я не учел и на вариаторе не отрабатывал. Век живи, век учись.

Дезодорантов для одежды на полочке под зеркалом не оказалось, поэтому я взял туалетный освежитель воздуха и обрызгал пиджак. Клерк скривился и с чувством аристократического превосходства ретировался из туалета. Ишь, утонченный эстет! Видел его на экране вариатора, помню, как несся по лестнице, распихивая женщин локтями… Между прочим, чем-то на сэра Джефри похож…

Воспоминание о возможном конкуренте окончательно испортило настроение. Не встретился он мне в будущем, но это ни о чем не говорило. Сделано только полдела, окончание акции предстояло в северной башне.

Увидев мой «фотоаппарат», лифтер с подозрением окинул меня взглядом, но ничего не сказал. Если прокол с запахом дыма я не учел, то этот прокол непростителен. Прорабатывал я эту версию, но спрятать нуль-таймер под пиджак забыл. Не любят в офисных зданиях людей с фотоаппаратами, и лифтер, который, по моим сведениям, останется в живых, может меня запомнить. Как бы после одиннадцатого сентября на меня не составили фоторобот как на возможного пособника террористов.

Прятать под полу нуль-таймер было глупо – тогда точно окажусь в ориентировке ФБР, – и я отодвинулся в уголок кабины, чтобы входившие и выходившие на этажах люди меньше обращали на меня внимание. Но когда выходил из лифта на первом этаже и лифтер мог видеть только мою спину, нуль-таймер исчез под полой. Ловкость рук необходима пиллиджеру равно в той же степени, как и карманнику.

На площади перед двумя небоскребами-близнецами Всемирного торгового центра фотографировалась группа японских туристов, и я поморщился. Не учёл, что башни-небоскребы не просто офисные здания, но и достопримечательность Нью-Йорка и фотоаппарат здесь не в диковинку. Но снова выставлять напоказ нуль-таймер не стал. Всех мелочей никогда не учтешь, а береженого, как известно, и Бог бережет.

Войдя в холл северной башни, я поднялся лифтом на девяносто восьмой этаж и на всем пути никаких отклонений от версии вариатора не заметил. Все, естественно, помнить не мог, но запомнившиеся мелкие детали совпали один к одному. Споткнувшийся на ступеньках мужчина в строгом костюме и пестром галстуке, унылый лифтер с герпесом на верхней губе, шикарная блондинка, вошедшая в лифт на двадцать шестом этаже и вышедшая на сороковом. Единственным новым фактором был пряный запах её духов, но опцию запахов я на вариаторе отключил, иначе обсчет вариантов увеличивался чуть ли не втрое, в то время как особого влияния на изменение реальности запахи не оказывали. Только в случае избирательной аллергии, но вероятность такого события, к тому же влекущего за собой флуктуацию выше второго порядка, составляла одну десятимиллионную. Почти такую же вероятность имел факт моего инертного присутствия здесь. Если учитывать столь незначительные вероятности, то надо рассчитывать каждый вдох-выдох.

В этот раз вариатор рекомендовал прыгнуть в будущее с лестничной площадки между девяносто восьмым и девяносто девятым этажами, которая на протяжении получаса будет пустой. Не лежала у меня душа к продолжению акции, так как предстояло совершить временную петлю и попасть в то же время и почти в то же место, в котором уже побывал. Когда пространственные координаты мест действия в одном временном отрезке разнесены между собой на достаточно далекое расстояние и происходящие в них события исключают взаимовлияние друг на друга, то никаких эксцессов не происходит. Но когда расстояние небольшое, тогда, как говорится, возможны варианты. В девяносто девяти случаях из ста все проходит нормально, но вот в одном случае… Между башнями-близнецами было достаточное расстояние, но… Эх, напрасно я совершил незапланированный прыжок во времени в кабинете Тамта, тогда бы никакие дурные мысли в голову не лезли. О временной петле и встречах с самим собой ходит много легенд, одна мрачнее другой, из которых самые оптимистические заканчиваются самопроизвольной вытиркой. Об иных вариантах лучше не вспоминать, и если бы на девяносто девятом этаже меня не ждали шестьдесят тысяч долларов, я бы никогда не решился. Деньги правят миром, и если хочешь жить, а не прозябать, то вынужден действовать на свой страх и риск: вариатор не обсчитывает варианты временной петли, так как самопроизвольная вытирка не вызывает флуктуационных возмущений. Наоборот, вытирка уничтожает флуктуацию вместе с объектом, способствовавшим ее образованию.