Испытание - Макс Баженов

личный оттенок. За эту кровь я должен был им отомстить. Но не раньше, чем подлатаю себя.

Я думал, что они будут меня преследовать, и в этом случае непременно воспользовался бы плазменной пушкой. Но, вопреки моим ожиданиям, этого не произошло. Убедившись, что за мной нет хвоста, я достал лечебные зелья и горелку. Смешав нужные ингридиенты, я подогрел порошки в колбе, отчего они превратились в горячую бурую жижу. Сжав жвалы, я вылил содержимое на рану.

Боль обожгла весь мой разум целиком. Почему-то я вообразил себе, что смогу удержаться от вопля, но это было, пожалуй, чересчур самонадеянно. Я кричал так, как не кричал никогда в своей жизни. Этот звук, я уверен, был слышен на многие сотни метров вокруг, но боль была сильнее всех прочих инстинктов.

Покончив с этой ужасающей процедурой, я, разумеется, сменил позицию. Меня потряхивало от пережитых ощущений, но оставаться здесь нельзя. Мой крик наверняка окончательно свëл этих тварей с ума.

Двигался я более или менее уверено. Минут через десять мне попалась неглубокая узкая яма. Убедившись, что там никого нет, я завалился туда, чтобы передохнуть, и спрятался под листвой, прикидывая свои шансы на успех.

Их было шестеро, считая пленника. Я постепенно склонялся к тому, чтобы разрешить себе как минимум пять трофеев. Эти существа не излучали и толики благородства. Они были грязны, дурно пахли, и вели себя по отношению друг к другу без капли почтения. Командир позволял себе рукоприкладство. Как так получается, что сюзерен не уважает своих воинов? Может, они не различают детей и взрослых?

И что такое этот Тлалок? Слово звучало, как имя. Почему оно так пугало этого воина?

Я читал, что на множестве миров разумные твари верили в существование невероятных существ. Их называли по-разному, но у нас для этого даже не было специального слова. Может быть, воин думал, что я один из них?

Сон пришёл также незаметно, как и последовавшее за ним пробуждение. По-прежнему стояла глубокая ночь. Посмотрев на пульт, я убедился, что прошло всего два часа и проверил рану. Рубец прекрасно заживает. Зелья чужих творят чудеса.

Выбравшись из ямы, я первым делом включил на маске тепловой режим. В нëм лес предстал в совершенно новом свете. На Париксее ночь — это священное время. Время охоты. Время забав. Время риска и беспамятства. Испытав на себе ночные чары этого мира, я понял, что здесь всё устроено точно так же. Жизнь вспыхнула у меня перед глазами. По земле бегали бесчисленные существа, а между деревьями то и дело сновали летающие и лазающие звери. Вон там висит на дереве какая-то туша. А вот гигантский червь. Сам он холодный, но что-то лежит внутри него и шевелится. Ненавижу червей. Эти противоестественные твари населяют каждый из известных миров, но упоминаний о настолько огромных тварях я не встречал.

Я обходил стороной всё, крупнее шнаркля и морально готовился к схватке, рассчитывая, что инопланетяне отправятся к месту моей высадки.

К этому моменту я окончательно убедил себя, что они достойны смерти. Они пролили мою кровь. Их жизнями я вполне могу пожертвовать. Не ради продления рода, а ради того, чтобы самому остаться в живых.

Курс — один к двенадцати. Это, отнюдь, не честно, но не я устанавливаю правила игры, в которую оказался вовлечён. Эти существа сами сделали из своих жизней разменные монеты в междоусобной войне. Я видел это своими глазами. Я всего лишь сделаю их кончину чуть более вероятной.

Мне оставалось только ужасаться своим мыслям, но спорить с этими доводами, увы, не получалось. Решение было принято. Вместе с этим начал отступать страх.

— Ты должен верить в своё превосходство, чтобы выжить, — сказал как-то отец, наставляя меня перед испытанием.

— Увы, действительность не зависит от моей веры, отец, — ответил ему я.

— Что за чушь? — воскликнул он в своей насмешливой манере. — Вера — это источник силы. Что как не сила даëт нам власть над действительностью? Я начинаю подозревать, сын, что в твоей философии имеется серьёзный изъян.

— Какой же?

— Ты одержим сомнениями, в то время, как жизнь открывает свои двери только отважным.

— И как мне найти в себе отвагу?

— Для начала — поменьше думай об этом, — посоветовал мне старый воин. — И вообще, думай поменьше.

Сколь бы ни был противоречив этот совет, особенно для философа, теперь я прекрасно понимал, почему подобные установки закрепились в военном сословии. Проникнуться ими у меня, увы, пока не получалось, но в данных обстоятельствах стоило попробовать.

Я ступил на ствол упавшего дерева, чтобы перейти через ручей, как вдруг увидел на другом берегу метрах в двадцати тело о двух ногах и двух руках. Не знаю, почему, но все разумные виды, которые мы встречали, были устроены по этому единому образцу.

Он услышал мой шаг и насторожился. Я замер. Чужак был здесь совершенно один. Его тёмная потная кожа, большие белые зубы и гигантские белки огромных выпученных глаз… Я сразу признал в нëм конвоира. Может, стоит в дозоре?

Чтобы его смерть пошла в зачëт, я должен войти в ближний бой. Из дальнобойных орудий у меня была только плазменная пушка на плече, но её жертвы были бы напрасны.

Я снова подумал, что надо бы раздобыть одну из их железных палок. Я мог сжечь конвоира прямо сейчас и отобрать его оружие, но этим самым привлёк бы внимание остальных. Не думаю, что разобрался бы с этой штукой достаточно быстро, чтобы сходу отбить атаку четверых безумцев.

Оставалось хитрить.

Я бросил пустую пробирку из под снадобья в чащу на стороне врага, дабы отвлечь его внимание. Конвоир повернулся на шум, направив ствол оружия во тьму в обратном от меня направлении. Я успел сделать пару шагов назад, сойдя с бревна, снял маску и положил её на небольшой естественной площадке перед упавшим стволом.

Я не стал задерживать дыхание. Если бы я мог заболеть какой-то дрянью, то после ранения наверняка был ею уже болен. В остальном, воздух тут был такой же, как у нас… Так я думал, пока в нос мне не ударили бесчисленные запахи этого мира. Для многих из них у меня не было подходящих слов.

Я поборол желание чихнуть и спрятался в кустах перед площадкой. Прикрыв свободное от камуфляжа лицо локтëм, я запустил на маске проверку звука, и прибор тихо зашипел.

Конвоир что-то негромко сказал, но, не получив ответа, встал на бревно и пошёл в мою сторону, с трудом удерживая равновесие, поскольку ему приходилось держать оружие обеими