Темный путь. Том первый - Николай Петрович Вагнер

из-под платка и падали на лоб мелкими кудрями. Черные, большие глаза из-под длинных ресниц блестели, бегали и косились. Она то широко раскрывала их, то щурилась и сдвигала брови.

При первом взгляде на ее худое личико передо мной мелькнуло что-то знакомое. Где-то я видел такие же черты, и даже недавно, но только спокойные, не детские.

«Сара!» — вдруг вспомнилось мне, и я пристально посмотрел на девочку.

Да! Это был искаженный портрет Сары в миниатюре.

— Жидовка! Пря, жидовка! Жаднущая! — раздался жалобный голосок позади меня.

Я обернулся.

В двух шагах, прислонясь к стене, стояла другая девочка, лет 8, в дырявом тулупчике, вовсе не по ее росту. Она прикрывала лицо рукавом тулупчика и жалобно хныкала, постоянно всхлипывая. Сверх тулупчика был надет громадный холстяной кошель.

Я подошел к ней, не спуская глаз с девочки-жидовки.

XLVI

— Чем тебя обидели? А?.. На что жалуешься?

Девочка не вдруг ответила.

Она поколупала стену, переступила с ножки на ножку и начала тихо и жалобно:

— Вон! Ришка обижает! Обещала два пряничка, копеечку взяла, а дала только один… жадну-у-ущая!

Я обернулся к Ришке. Она хмурилась и злобно сжимала губы.

— Врешь, врешь! — закричала она, сильно покраснев. — Я тебе сказала, что тот пряничек я тебе завтра отдам.

— Д-да!.. За-автра… Завтра не отда-а-ашь.

— А мне пряничка дадите… на гривенничек? — спросил я, подходя к ней и давая ей гривенник.

Она ничего не сказала. Глаза ее потускли. Она, как кошка, быстро выхватила гривенник из моих пальцев и зажала его в зубы. Потом распахнула бурнусик и из внутреннего кармана бойко вынула четыре пряника и три конфекты, пересчитала их у себя на ладони и подала мне.

— Конфетки по две копейки, пряники по одной копейке… всего на 10 копеек.

— Как же, ведь вы продаете пряники по полкопейке?!

— Це! — Она передернула плечами. — То известно другие… то для маленьких девчат.

— А хотите, я вам куплю много хороших конфект и пряников? Только мы пойдем вместе с вами, и вы сами выберете.

Ришка подозрительно посмотрела на меня. Глаза ее заблестели. Она несколько раз обертывалась к дверям и, вставая на цыпочки, заглядывала сквозь стекла в сени подъезда.

Она, очевидно, кого-то ждала.

XLVII

В это время справа из улицы с шумом выступило пять или шесть девочек. Они громко говорили, махали ручками, жестикулировали и, еще издали завидя Ришку, все подбежали к ней.

— У! у! у! — оглушительно закричали они визгливыми голосами, обступая ее и уставив на нее пальчики. — Жидовка! жидовка! У! У! Жид Христа продал.

— Идемте! — вскричал я, взяв ее за руку и увлекая ее за собой.

— Кыш! Пошли прочь! — закричал я на всю воинствующую компанию.

Но компания не отстала. Она бежала за нами и продолжала кричать и укать.

Я вынул кошелек, достал горсть медяков и мелкого серебра и кинул их на средину улицы. Все с криком бросились подбирать.

Мы быстро двинулись до угла переулка.

В это время двери подъезда отворились. Из них вышел Кельхблюм и закричал:

— Ришка, Ришка!

Но я увлек ее, и мы скрылись за углом.

В нескольких шагах был трактир.

— Идемте сюда! — вскричал я, не выпуская из моей руки холодной, костлявой ручки Ришки.

И мы быстро вбежали по невысокой лестнице, вошли в душную, закопченную приемную, в которой никого не было, кроме сонного буфетчика за прилавком, и повернули почти бегом в боковую.

Я шел дальше и дальше через ряд грязных комнат со столами, накрытыми закапанными скатертями, на которых, на каждом, стояла опрокинутая полоскательная чашка. Двое половых, сильно размахивая руками, следовали за нами.

Мы пришли в дальнюю небольшую комнатку, совершенно закопченную и замасленную. С меня сняли шинель, и мы сели за маленький столик.

— Ну! — сказал я, обращаясь к половым. — Прежде всего уговор лучше денег. И я вынул и подал им синенькую пятирублевую ассигнацию. — Это вам на чай. Только язык в зубы, а глаза в карман, и нас здесь нет. Поняли?

— Оченно хорошо-с! — сказал мне ухмыляясь русый парень и, низко кланяясь, встряхнул волосами.

— И буфетчику скажите тоже.

— Оченно хорошо-с!

— А нам сюда живо: конфект нарядных, пряников, да хороших, порции чаю и бутылочку цымлянскаго.

— Сею минутою-с!

И оба бросились вон.

XLVIII

Ришка не сняла бурнусика и уселась против меня на простом деревянном стульчике.

— Вы сестра Сары? — спросил я.

Она подозрительно посмотрела на меня и кивнула головой.

— Вас зовут Рахиль?

— Нет, меня зовут Ришкой. Только один дядя Самуил зовет меня: моя мила цимес Рахиль… дууусинька, — прибавила она в пояснение.

— Вы недавно в П.?

— В запрошлэй недели.

— Откуда же вы приехали?

— Aus Deutschland, — сказала она с гордостью.

— А где же вы выучились по-русски?

— А прежде того мы жиль, когда еще я маленька была, в Одесса… Такой, знаете, большой город. Я там на Seestrand собирала такие красивенькие ракушки. За ракушки давали по 5 копеек за маленькую горсточку.

— А вы что же теперь делали у подъезда?

Она замигала глазами и молчала.

— Вы, верно, кого-нибудь караулили? Вам велели кого-нибудь стеречь?

Она пожала плечами.

— Н-нет! Так знаете ли… Пустяки!

И затем порывисто наклонилась к окну и быстро заговорила:

— Шматрить, шматрить, пожалуста, какой больша кость шичась схватиль ворона.

В это время вошли половые, громко топая сапогами. Один нес на маленьком подносе чайный прибор, а на другом бутылку цымлянского и два узеньких бокальчика. Другой обеими руками нес большой поднос, покрытый чистым полотенцем. На этом подносе был разложен правильными кучками мармелад, вяземские пряники, карамели и сверх всего прямо бросались в глаза нарядные, большие французские конфекты в красивых золоченых бумажках и с яркими картинками.

У Ришки глаза потемнели, и ручка, лежавшая на столе, слегка задрожала.

XLIX

Не отрывая глаз от подноса, она быстро, как обезьянка, начала хватать самые нарядные конфекты и прятать их в карман, но я остановил ее и отодвинул поднос.

— Послушайте, — сказал я. — Мы прежде выпьем за здоровье вашей прекрасной сестрицы Сары, а затем я велю завернуть вам все конфекты.

— Вше?! — вскричала она, широко раскрыв черные глаза. — Вше?! Что есть на подносе?

— Да-да! Все.

— Ай-ай! Но ведь это дорого! Очень дорого. С ваш иждесь страшно сдерут. Лючьше вы купить мне на эти деньги в лавка или у кондитера. Вы знаете Вейса, кондитера, вот на Большой Вознесенской?

Я кивнул головой и налил два бокала. Я думал, что мне подпоить ее не будет стоить особенного труда, но не успел я долить мой бокал,