Император под запретом - Сигизмунд Либрович

Французское правительство, во главе которого стоял кардинал Флери, бывший воспитатель короля Людовика XV, получив новые донесения посланника и учитывая выгоды, которые может принести Франции свержение Брауншвейгской фамилии и удаление сановников, поддерживавших Австрию, решило помочь осуществлению проекта Шетарди. С этой целью посланнику была передана из Парижа крупная сумма денег.

Несмотря на то что за Шетарди усердно следили шпионы Остермана, он все же вел регулярные переговоры с цесаревной, частью непосредственно, частью через Лестока, стараясь уговорить Елизавету совершить свержение с престола малютки-императора и занять его место.

Сам Шетарди, тщательно обсудив все, решил, что в назначенный для этого день, когда Швеция начнет войну, цесаревна во главе преданной ей гвардии должна арестовать Иоанна Антоновича, его родителей и всех сторонников. Шетарди представил даже список лиц, которых надлежало арестовать прежде всего.

Согласно составленному плану, шведский король Фридрих I, подстрекаемый французским правительством, 3 июня 1741 года объявил войну России, и шведские войска двинулись в русские пределы, но на первых порах потерпели поражение. Русская армия под предводительством фельдмаршала графа Петра Петровича Ласси одержала победу под Вильманстрандом. Надежда цесаревны на помощь со стороны шведов стала вследствие этого ускользать. Но счастливое стечение обстоятельств и смелость Елизаветы Петровны пришли ей на помощь как раз в тот момент, когда сведения об ее сношениях с маркизом Шетарди дошли до Остермана и цесаревне угрожало заточение в монастырь.

9

— Ваше высочество, мне доносят, что у цесаревны Елизаветы Петровны опять устраиваются какие-то тайные совещания… Я боюсь, что…

— Ах, граф, вы все насчет Елизаветы. Я уверена, вы ошибаетесь. Елизавета так мила, так любезна со мною, так предана мне, что все это очевидно только измышление ее врагов, которые хотят меня поссорить с цесаревной…

— Нет, ваше высочество, я имею верные сведения и знаю, что между французским посланником маркизом де-ла-Шетарди и медиком цесаревны Лестоком ведутся какие-то тайные переговоры. Больше даже: мне известно, что у них составлен заговор против вас… И если мы не примем необходимых мер, то потом будет поздно…

Такой разговор происходил между Остерманом и Анной Леопольдовной в один из ноябрьских дней 1741 года.

По настоянию Остермана в этот раз правительница решила сама переговорить с цесаревной и во время назначенного в этот вечер приема при дворе позвала ее к себе в комнату.

Разговор происходил наедине. По одним сведениям, Елизавета так твердо уверяла правительницу в неосновательности подозрений, так сильно возмущалась возведенными на нее подозрениями, что в конце разговора обе они расплакались и Анна Леопольдовна просила даже прощения у Елизаветы. По другим же сообщениям, разговор носил острый характер и Анна Леопольдовна настаивала на том, чтобы Елизавета не принимала у себя французского посланника Шетарди и порвала связь с доктором Лестоком — двумя лицами, которые, по справкам Остермана, подготовляли заговор. Елизавета ответила на эти требования отказом. «Мне неудобно сказать Шетарди, чтобы он не бывал у меня.

Если же ваше высочество не желает, чтобы он меня навещал, велите ему это сами сказать». Но Анна Леопольдовна, в свою очередь, нашла неудобным обращаться с таким предложением к Шетарди, так как это могло быть сочтено за обиду, нанесенную правительству Франции, представителем которого являлся французский посланник. Затем Анна Леопольдовна намекнула еще, что у нее имеются сведения, будто Елизавета находится в переписке с неприятельской армией шведов и что доктор Лесток от имени цесаревны ездит часто к Шетарди, передает через него письма и т. д.

— Я с неприятелем отечества моего никаких корреспонденций не имею, — отвечала Елизавета Петровна, — а о том, ездил ли Лесток к французскому посланнику, я его спрошу и, что он мне донесет, то вам объявлю.

На этом и окончился разговор, который убедил Елизавету, что Остерман и другие знают об ее планах, замыслах, надеждах, что тайна ее открыта.

Приехав к себе во дворец, цесаревна сообщила содержание разговора своим друзьям и приверженцам: Воронцову, Разумовскому, Шувалову и Лестоку. Те решили, что раз план открыт, медлить нельзя, нужно тотчас приступить к делу — аресту правительницы, иначе Елизавета рискует сама быть арестованной и заточенной в монастырь.

Елизавета в ответ на это предложение представила им всю опасность предприятия: ведь в случае его неудачи ей и ее приближенным грозило вечное заточение, быть может даже казнь.

Воронцов сказал ей в ответ:

— Подлинно, это дело требует немало отважности, которой не сыскать ни в ком, кроме крови Петра Великого.

Вместе с тем сторонники Елизаветы указывали, что предстоит отправка на войну со шведами преданного цесаревне гвардейского полка. Раз этот полк уйдет из Петербурга, некому будет поддержать цесаревну в ее опасном замысле.

Елизавета понемногу сдалась на доводы окружающих и, еще раз посоветовавшись с Шетарди, решила осуществить задуманное в одну из ближайших ночей.

1

В морозную зимнюю ночь с 24 на 25 ноября 1741 года по улицам Петербурга по направлению к Зимнему дворцу быстро катили сани, окруженные гренадерами. В санях сидела молодая красивая женщина, закутанная в шубу, из-под которой сквозила блестящая кираса, надетая поверх обыкновенного платья. Рядом с ней сидел высокий мужчина, а на запятках стояли три офицера.

Не доезжая дворца, сидевшая в санях велела остановить их и пошла пешком. Гренадеры следовали за ней. Но так как ей трудно было идти по снегу скорым шагом, частью от усталости и волнения, то гренадеры понесли ее на руках.

Эта женщина была цесаревна Елизавета Петровна, а сопровождавшие ее лица были Лесток, Воронцов и два брата Шуваловы.

Между 11 и 12 часами в ту ночь цесаревна послала за стоявшими в ее дворце на карауле гвардейцами-гренадерами и, объявив им, что идет добывать себе престол отца, незаконно захваченный посторонними людьми, спросила, готовы ли гренадеры ей помочь. Те поклялись в преданности. Цесаревна удалилась на минуту к себе, помолилась, затем вынесла из своей комнаты крест и привела к присяге всех присутствующих.

— Когда Бог явит милость свою нам и всей России, — сказала она, — то не забуду верности вашей. Теперь ступайте, соберите роту во всей готовности и тихости, а я тотчас приеду за вами в ваши казармы.

Гвардейцы беспрекословно исполнили приказ, а цесаревна отправилась в свои комнаты и пред образом Спаса Нерукотворенного дала обет, что если взойдет на родительский престол, то во все ее царствование никто не будет предан смертной казни.

Спустя часа полтора Елизавета села в стоявшие у подъезда сани вместе с Лестоком. В других санях поместились Алексей Разумовский и Василий Федорович Салтыков. Явившись в казармы гренадерской роты Преображенского полка, цесаревна сказала: