Тень твоей улыбки - Мэри Хиггинс Кларк

Когда в десять минут девятого Моника вышла из подъезда, Сэмми дождался, пока она сядет в такси, потом вышел из машины и пересек улицу. На нем была лыжная куртка с капюшоном и темные очки. На груди висел увесистый полотняный мешок с торчащими из него пустыми коробками. Он не сомневался, что для всех будет выглядеть частным посыльным.

Отворачивая лицо от камеры наружного наблюдения, Сэмми открыл дверь в вестибюль дома Моники. Почти сразу он увидел то, ради чего сюда пришел. Там было восемь звонков с фамилиями на табличках около каждого. По две квартиры на этаже, сообразил он. Моника Фаррел живет в 1В. Это, должно быть, задняя квартира на первом этаже. Рукой в перчатке он надавил кнопку звонка другой квартиры, на четвертом этаже, представился посыльным и был впущен во внутренний коридор. Потом, заклинив открытую дверь своим мешком, он сразу перезвонил той женщине, сказав, что ошибся и что доставка у него для жильца из квартиры 3В, фамилию которого он прочитал на табличке.

– В следующий раз будьте внимательней, – услышал он раздраженный голос.

«Следующего раза не будет», – подумал Сэмми, когда за ним закрылась дверь. Желая узнать расположение квартиры Моники, он бесшумно прошел по длинному узкому коридору к квартире 1В. Он уже собирался испробовать набор отмычек, когда услышал доносящийся из квартиры вой пылесоса. Должно быть, там работала уборщица.

Быстро повернувшись, он пошел обратно по коридору и услышал звук спускающегося лифта. Ему не хотелось натолкнуться на кого-то из жильцов. Свидетели не нужны. Заспешив, Сэмми вышел из здания. Он узнал то, что ему надо было знать. Моника Фаррел живет на первом этаже в задней части здания. Это означает, что из ее квартиры есть выход в задний двор и, стало быть, задняя дверь. «Нет такого замка, который я бы не открыл, – подумал Сэмми, – а если в задней двери есть окно, тем лучше».

Это самый оптимальный способ все устроить, бесстрастно размышлял он. Неудавшаяся попытка ограбления. Когда доктор Фаррел проснется и увидит грабителя, у того сдадут нервы. Такое случается каждый день.

Однако, сев в машину и швырнув на заднее сиденье сумку посыльного, Сэмми призадумался. Будучи завсегдатаем Интернета, он заранее распечатал всю информацию о Монике Фаррел, которую удалось найти. Нельзя сказать, чтобы она была знаменитостью, но и рядовым врачом ее не назовешь. Она написала ряд статей о детях и получила несколько наград.

«Кому понадобилось убивать ее и зачем? – спрашивал себя Сэмми. – Не продешевлю ли я?» Этот вопрос изводил его, пока он, совершенно сонный, ехал к себе домой в Нижний Ист-Сайд. Он отработал на постоянной работе в качестве вышибалы с девяти часов вечера до четырех утра, а потом поехал прямо к дому Моники, на тот случай, если у нее будет срочный ночной вызов.

Он подготовился к этому заранее – надел темный пиджак, галстук, нацепил карточку транспортной службы лимузинов, рассчитывая на то, что если она ночью выбежит из дома, то вполне может сесть в лимузин, вместо того чтобы ловить такси.

«Главное, предусмотреть все возможности», – подумал Сэмми. Он стащил с себя трикотажную рубашку и джинсы и, не в силах раздеться полностью, рухнул в постель.

Кардиолог доктор Клей Хэдли и психиатр доктор Дуглас Лэнгдон вместе учились в медицинском колледже и потом на протяжении многих лет тесно общались. Обоим по пятьдесят с небольшим, оба разведены, оба – члены правления фонда Гэннона, они в одинаковой степени желали, чтобы фонд остался в руках Грега и Питера Гэннонов.

Будучи молодым врачом, Клей был представлен Гэннонам матерью Оливии Морроу, Региной. Еще тогда он уловил выгоды от налаживания тесных контактов с Грегом и Питером. Это было незадолго до того, как он пролез в правление фонда. Позже именно он познакомил Гэннонов с Лэнгдоном, предложив того в качестве идеальной замены на место одного из друзей старого мистера Гэннона, ушедшего из правления.

В пятницу вечером они с Лэнгдоном встретились за коктейлем в отеле «Элайсе» на Восточной Пятьдесят четвертой улице, выбрав столик в тихом углу, где могли бы спокойно побеседовать. Клей явно нервничал и, зная, что привычка теребить волосы часто придает ему взъерошенный вид, нарочно стиснул руки, лежащие на столе. Он едва дождался, пока официантка принесет мартини и отойдет за пределы слышимости, и произнес тихим, напряженным голосом:

– Я выяснил, куда на днях ездила Оливия.

Столь же тихо, но спокойно Лэнгдон спросил:

– Как тебе это удалось?

– Один человек из обслуги ее дома сообщил мне, что в вестибюле она встретилась с шофером и отсутствовала почти весь вторник после полудня. Он купился на байку о том, что я очень обеспокоен ее здоровьем, поэтому старается помочь мне присматривать за ней, но он не знал, куда она ездила. А вчера я вспомнил, что она всегда пользуется услугами одного и того же транспортного агентства, и позвонил туда. Шофер, который ее возил, Тони Гарсия, должен был прийти только после полудня, и они не захотели дать мне его номер. Сегодня он сам мне позвонил.

Лэнгдон ждал. Одетый в безупречный темно-серый костюм с едва заметными голубыми полосками, темноволосый, с правильными чертами лица, он излучал уверенность в себе, спокойствие и силу. Однако в голове у него кипели беспокойные мысли. «Клей может раздобыть сведения о внучке, но вряд ли поможет избавиться от старой леди», – думал он.

– И что рассказал тебе шофер? – спросил он.

– Он сказал, что возил Оливию в Райнбек.

Лэнгдон округлил глаза.

– Она ездила в монастырь? Ты хочешь сказать, она отдала бумаги Кэтрин монахиням?

– Нет. Это единственный плюс из всего. Она лишь ходила на кладбище, где похоронена Кэтрин. Это подсказывает мне, что она все еще пытается найти решение.

– Если бы Оливия Морроу отдала доказательство монахиням, то это было бы весьма неудачным развитием событий. Смерть Моники Фаррел, следующая сразу за этим открытием, любому вдумчивому детективу показалась бы неслучайной. Ты думаешь, папка по-прежнему в сейфе Оливии?

Теперь тон Лэнгдона был ледяным.

– Когда на днях я был у нее дома, она как раз прятала туда папку. За прошедший год умерли две ее лучшие подруги, так что вряд ли есть кто-то, кому она доверилась бы. Я уверен, папка по-прежнему в сейфе.

Лэнгдон долго молчал, потом опять принялся за свое:

– Ты так и не нашел способ дать Оливии средство, от которого она умерла бы дома в твоем присутствии?

– Пока нет. Подумай о риске. Если она показала или передала кому-то папку Кэтрин, то, даже учитывая ее возраст и состояние здоровья, копы могут потребовать вскрытия, если к тому же внезапно умрет Моника Фаррел. А что насчет парня, которого ты нанял?

– Он позвонил мне. Требует повысить гонорар. Теперь это сто тысяч долларов наличными, причем авансом. Как он прямиком объяснил мне: «Знаете, у меня репутация человека, который всегда держит слово. Но, учитывая ваши цели, полагаю, что стартовая цена была, к великому сожалению, чересчур низкой».