Колесо судьбы. Дочь вождя - Морвейн Ветер

Кена кивнула.

Льеф молниеносно наклонился к ней и шепнул в самое ухо:

– Я жалею, что не взял тебя.

В животе Кены вспыхнул пожар – и тут же погас.

А в следующую секунду Льеф отшатнулся от неё и двинулся прочь.

***

Льеф не знал, придёт к нему чужачка или нет.

Он и правда жалел, что упустил единственную возможность, которую теперь отобрал у него отец. Он мог убить рабыню, работавшую в поле – конечно, эрл отругал бы его, но не более того. Но он не мог теперь взять южанку при всех. И не мог зайти за ней на скотный двор – потому что к утру об этом говорили бы все.

Оставалось ждать, когда появится возможность застать Кену одну – но откуда бы ей взяться, когда та ела, работала и спала вместе с другими рабами.

Льефа постепенно охватывали нестерпимая, тягучая обида и злость. Бесцельная ярость заполняла сердце до краёв, потому что Льеф не мог получить то, чего желал.

Теперь, когда он утратил власть над собственной рабыней, отдав её семье, ему оставалось только ждать, что чужачка сама придёт к нему – а Льеф отлично понимал, что у той нет ни малейших причин совершать подобную глупость.

Льеф не спал всю ночь, пытаясь представить, что произойдёт, когда следующим вечером он отправится к реке, но как ни старался – не мог.

В голове мелькали очертания стройных бёдер Кены, которую он прижимал к земле. В которую входил как в собственную жену, заставляя стонать от боли и признавать его, Льефа, господство – и тут же, увидев исполненные боли и страха глаза, он прогонял видение. Чтобы через секунду, перевернувшись на другой бок, снова мечтать, как нежно целует её – овал лица, маленькую выемку под подбородком и острую ключицу. Сухие губы, которые казались такими нежными, когда Льеф увидел Кену в первый раз.

Льеф ругал себя за глупость и тут же рисовал сновидение сызнова, но так и не угадал, что произойдёт.

Он пришёл к реке сразу, как только смог. Журчала вода в ручье, ещё не затянутом льдом. На берегу стояла тишина, и никого не было видно на много миль вокруг, а сам берег от полей и пахотных земель отгораживал небольшой холм.

Льеф стоял в одиночестве и смотрел на воду. Обида и злость поднимались в сердце от мысли, что Кена не пришла.

***

Кена, приблизившись к реке, замерла, рассматривая плечистый крепкий силуэт. Льеф не был самым крупным викингом из тех, кого она видела здесь, и всё же напоминал молодой дуб, прочно укоренившийся в земле.

Кена не знала, как начать разговор и потому просто стояла в отдалении и молчала.

Она упустила момент, когда Льеф повернулся к ней лицом, а когда встретилась с взглядом голубых северных глаз – ноги сами бросили её вперёд. Она рухнула на грудь северянина и уткнулась носом ему в плечо – а в следующий миг Льеф прижимал её к себе, как Кена видела только во сне.

Кена испустила рваный вздох и плотнее зарылась носом в меховой плащ, пахнущий свежеубитым зверем и дублёной шкурой.

– Льеф… – прошептала она.

Льеф стоял, вдыхая запах её волос – изменившийся, потерявший свою прелесть, но всё равно родной. И чувствовал, как тело Кены трепещет, прижимаясь к его бедру.

Он не мог поверить в то, что Кена тоже хочет его – но иначе быть не могло.

«Всё это не вовремя», – подумал он.

Не выпуская Кену из объятий, Льеф огляделся по сторонам. Людей не было, но ещё не стемнело, и вдалеке звучал первый тоскливый женский напев.

Льеф осторожно погладил Кену по спутанным волосам.

Та помешкала в нерешительности, а затем опустила руки на плечи северянину и тоже его обняла.

Они долго стояли так, не глядя друг другу в глаза, и, если и думая о чем-то, то только о тепле, окутавшем их словно плащом.

Льеф не смог оставить Кену при себе – но кое-что он всё-таки отстоял.

Всех треллей в доме Хальрода, как и в любой северной усадьбе, коротко стригли – потому что длинные струящиеся волосы отличали благородных от рабов.

Вскоре после того, как Кена попала в общий барак, постричь приказали и её. Льеф ждал этой минуты. Он не представлял Кену без роскошных, огненно-рыжих волос. И стоило цирюльнику приблизиться к южанке, Льеф пригрозил ему мечом.

– Есть закон! – попытался возразить щуплый старичок с инструментом для стрижки овец в руках.

– Есть закон, и по закону это моя рабыня. Я хочу видеть ее такой, как сейчас.

Поспорив немного, цирюльник сдался. И в каждую встречу Льеф продолжал любоваться огненными волосами своей пленницы. Не укрылась эта вольность и от взглядов других.

***

Кена приходила на берег каждый вечер – и каждый вечер находила там Льефа.

Если поначалу северянин просто был единственным добрым человеком, и кроме него никто здесь, на чужой земле, не думал о ней, то теперь их встречи значили для Кены всё больше. В тусклой серости осенних дней только они становились тем, чего стоило ждать.

Льеф по-прежнему наблюдал за южанкой, когда не имел собственных дел. И хотя его жизнь была немного разнообразней, он тоже каждый день ждал наступления вечера, а садясь за ужин, выискал глазами Кену за столом для рабов.

Девушка неизменно смотрела на него, и хотя они совсем не говорили днём, между ними протянулась невесомая нить, которая, казалось, позволяла одному в любую минуту знать, где находится и что делает другой.

Кена в первые недели была мрачна. Когда Льеф прижимал её к себе, она дрожала, и не раз ещё слёзы наворачивались на её глаза.

– Ты, наверное, считаешь меня слабой? – спросила Кена однажды вечером, когда в очередной раз с трудом удержалась от слёз.

Они сидели на берегу реки, расстелив на земле меховой плащ Льефа, и северянин разглядывал руки Кены, покрывшиеся мозолистыми наростами. Теперь он всё больше хотел их целовать – и вернуть время вспять, чтобы снова увидеть Кену такой, как в ночь битвы на британских берегах.

– Так и есть, – сказал Льеф и прижал к щеке ее загрубевшую ладонь.

Кена отвела взгляд.

– Ты проиграла, и значит – слаба, – пояснил он.

– Тогда зачем я тебе?

Льеф не знал. Его тяга к Кене была глупой, и он не мог объяснить её даже себе.

– Ты слаба, но ты не мужчина, – после долгой паузы сказал он. – Ты даже не северянка. И я… Не знаю, мне всё равно, откуда ты. Порой мне кажется, что ты вообще не человек. Ты – мой подарок богов.

Кена сглотнула. К этому времени она уже знала, что здесь очень много значит – северянка ты или нет.

Кена этого странного разделения не понимала. В её земле обитало множество племён, и никто не делал различий в том, кто от кого произошёл.